Топовой темой обсуждений т.н. лидеров общественного мнения на неделе — стал  абсурдистский вирусняк про страшный сон лысого избирателя.

Самое интересное тут вот что. Оказалось, что вирусняк рассчитан вовсе не на формально заявленную целевую аудиторию (накал шизы в ролике таков, что для пресловутого "рядового избирателя" это просто ещё одно юморное видео, что-то вроде камедиклабовских злободневных куплетов). Оказалось, что он был рассчитан на отечественный медиакласс, себя с героем в майке-алкоголичке никак не ассоциирующий.

Говоря прямо, из медиа-класса мощным ударом были выбиты искры слюны и гнева — причём в каждом конкретном исполнении реакция была индивидуальная, а в итоге получилась масса послушно негодующих отповедей. Негодует Д. Быков и негодует Е. Ройзман, негодуют свободолюбивые колумнисты и раздражены тем, за кого их держат, левые конспирологи.

На самом деле ответ на вопрос, за кого их держат, очевиден. Их держат за тех самых людей, которые ведутся на простые провокации и начинают брызгать именно той реакцией, которая нужна для признания провокации успешной.

И тут есть смысл поговорить о явлении более масштабном, чем даже президентская кампания в России. Более масштабном — потому что мы имеем дело с трансформацией самого понятия "поведение индивида".

Штука вся вот в чём. Примерно лет сто двадцать тому назад неудобный (ибо расист) и потому сегодня замалчиваемый, но крайне яркий автор Гюстав Лебон создал свою теорию психологии масс — из которой впоследствии выросла чуть ли не вся наука о пиаре и маркетинге двадцатого столетия.

В своих работах Лебон, в частности, определил толпу как специальное существо — парадоксальным образом "меньше, глупее и хуже" составляющих её личностей.

В частности: "Каковы бы ни были индивиды, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум — индивид в толпе приобретает, благодаря только численности, сознание непреодолимой силы, и это сознание дозволяет ему поддаваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несет на себе ответственности.

Вторая причина — заразительность или зараза — также способствует образованию в толпе специальных свойств и определяет их направление… Индивид, составляющий частицу одухотворенной толпы, под влиянием внушения будет совершать известные действия с неудержимой стремительностью;

Рассуждения толпы основываются на ассоциациях, но они связаны между собой лишь кажущейся аналогией и последовательностью. В них замечается точно такая же связь, как и в идеях эскимоса, знающего по опыту, что лед прозрачен и тает во рту, и выводящего отсюда заключение, что и стекло, как прозрачное тело, должно также таять во рту".

В общем, достаточно.

Как легко видеть — мы живём в эпоху, когда отдельно взятый, и притом отлично отгороженный от пресловутой "толпы", и даже как бы образованный и критично мыслящий индивид проявляет, причём в массовом порядке, те самые свойства, которые с подачи Лебона весь последующий век справедливо считались качествами, присущими только толпе.

Сознание своей неодолимой силы.

Анонимность.

Уязвимость перед всяким "заражением".

"Неудержимая стремительность" в реакциях и суждениях.

Халтурное ассоциативное мышление — когда главное значение приобретают "ключевые слова", и пофигу, как и в какой форме и в каком контексте они высказаны.

По факту всё, что было необходимо для рождения индивида-толпы — это выделение индивиду специального пространства, в котором он, оставаясь собой, приобретает те же бонусы, которые в предыдущие эпохи мог иметь лишь в толпе.

Даже те "индивидуумы", что формально не анонимны — в современном информационном пространстве изолированы по меньшей мере от традиционно главного инструмента социальной реальности. А именно: за внезапный "неудержимо стремительный" выкрик им не прилетает в табло.

Кроме того, в предыдущие эпохи исключительно в толпе можно было инфицироваться "моментальным мнением" – сейчас же нужно обладать известной ловкостью, чтобы этого не сделать.

Таким образом, так называемый информационный век внезапно породил в социальном смысле совсем не то, чего от него ожидали.

Относительно сути революции, которую информационные технологии произвели в обществе, – кажется, одинаково ошибались как пророки-утописты, так и пророки-пессимисты.

Я, конечно, не читал всей на свете фантастики — но стандартное утопическое мышление  предполагало, что при соединении человеческого ума с бескрайней кладовкой знаний явится человек плюс плюс, человек анлимитед, человек расширенный. Стандартная сцена быта таких массовых сверхлюдей — это раннестругацкая идиллия, в которой студенты сидят в саду на перемене и играют на слух в четырёхмерные шахматы (поскольку визуализировать четырёхмерную доску невозможно, простые студенты держат её в уме).

Стандартное же антиутопическое мышление выворачивает информационную революцию наизнанку, но оставляет за Цифрой те же божественно-демонические функции. Только обращает её могущество во зло.

Цифра в понимании пессимистов устанавливала в некотором будущем жёсткий внешний контроль над мозгом отдельно взятого гражданина, стирает его личность и стандартизирует всех до состояния винтиков единой страшной Системы. И одинаковые люди в одинаковых робах с одинаковыми мозгами и лицами двигаются по монохромным улицам.

И вот — индивид всего лишь избавлен от прямой личной ответственности, наделён условной анонимностью и окружён иллюзорным медиа-эрзацем массовости, орущим на разные голоса.

И вот он уже превращён в одиночку-толпу, то есть примитивизирован в реакциях просто через расширение возможностей, обернувшееся возможностью "поведенчески деградировать".

И всё это наводит на мысль о том, что на фоне продолжающейся Информационной Революции следует уже обдумывать, для обезвреживания её разрушительных эффектов, – механизмы информационной контрреволюции.

То есть возвращения индивидам, в том числе и рядовым "лидерам общественного мнения", тех качеств, которые собственно и требуются от индивидуальностей.