Впервые в истории человечества на рынке сложилась такая ситуация, когда все IT-технологии сосредоточены в руках специалистов одной страны. Речь идет о США, которые в данный момент замкнули на себе все процессы разработки процессоров, основных компонентов материнских плат, операционных систем, магазинов приложений, радиомодулей, системного и большей части прикладного ПО и других необходимых для создания мобильных телефонов и компьютеров элементов. О том, как не оказаться в полной зависимости от очередного хозяина Белого дома, а также в случае санкций не быть отброшенным в прошлый век, в интервью "Известиям" рассказал разработчик первой мобильной отечественной операционной системы "Аврора", генеральный директор компании "Открытая мобильная платформа" Павел Эйгес.

— Павел, недавно Всемирная торговая организация обратились к российским властям с обеспокоенностью насчет политики импортозамещения. Как следует из документа ВТО, инициатором запроса к России стала делегация США. Какова природа этого обращения? Действительно ли организация может вмешиваться в наши внутренние дела?

— Россия — член ВТО с 2012 года. Тогда, восемь лет назад, шли достаточно бурные обсуждения плюсов и минусов такого шага. В итоге Россия вошла в ВТО. Если посмотреть, какие тогда прописывались цели и задачи, был очень важный, на мой взгляд, момент: участие в формировании международных правил торговли с учетом национальных интересов. Процессы импортозамещения, поддержка своей электронной промышленности, отечественной разработки системного и прикладного программного обеспечения — всё это делается с позиции национальных интересов России по созданию суверенной цифровой экономики. И именно это стало причиной обращения ВТО в ФАС. Думаю, на практике повлиять на идущие сейчас в России процессы по снижению зависимости от импортных ИКТ эта организация не может, но сигнал дан достаточно ясный.

— То есть США через ВТО, являясь монополистом, еще и давят наши технологии?

— Получается, что так. На рынке возникла беспрецедентная ситуация. Уровень монополизации, который есть у Google над рынком поиска и мобильных технологий, не похож ни на одну монополию в истории. Этого нельзя было себе даже помыслить. А правила ВТО на такую ситуацию не рассчитаны. И когда вы пытаетесь как-то ограничить Google в своей стране, вернуть себе кусочки цифровой территории, то вам говорят: нет, так нельзя.

— Долгое время считалось, что нам российский мобильник и не нужен. Ведь его можно купить. А теперь позиция поменялась?

— Телефон приобрел такое значение, потому что, во-первых, это уже не просто телефон, а огромное количество необходимых для жизни сервисов, а во-вторых, потому что он в руках у большинства платежеспособного населения мира. А это значительная часть мирового ВВП. В России, согласно отчету РАЭК от 2017 года, доля мобильной экономики в структуре ВВП — более 3,8%. И я уверен, что по итогу 2020 года она будет еще выше. И в третьих, через телефон проходит самая важная информация — коммерческая, финансовая, личная, в том числе биометрическая и поведенческая — которую можно украсть.

— Если России не продадут телефон за границей, мы принципиально не сможем его сделать?

— Сможем, но попадем, образно говоря, на уровень первых iPhone. В первом айфоне и в его второй версии — iPhone 3G, кстати, был процессор, сделанный Samsung по технологии 90 нм (теперь считается устаревшим. — "Известия"), а в операционной системе не было многих функций, например "вырезать" и "вклеить". И именно этот аппарат полностью изменил рынок мобильных устройств. Правда, было это больше 10 лет назад. Сейчас, чтобы заявить о себе на этом рынке, требуется гораздо более высокий уровень технологий.

— И все-таки Россия сможет самостоятельно произвести все детали, нужные для функционирования смартфона?

— Давайте посмотрим. Процессоры российские существуют, правда, нет мобильных процессоров. Может ли в России появиться свой мобильный процессор? Да. Сколько времени это займет? За технологиями в маленьком чипе iPhone 12 — годы исследований, производственно-инженерных решений, огромное количество специалистов, сотни, если не тысячи патентов. Кроме того, нужна фабрика со сложным оборудованием, чтобы физически сделать этот чип. Поэтому если вы спросите, можем ли мы в ближайшие несколько лет увидеть российский мобильный процессор уровня iPhone 12 — нет. Вот если целиться в уровень iPhone 6 — да, технологически это достижимо. Вопрос только в рынке сбыта этого процессора.

— Понятно. А радиомодули есть в стране?

— У нас есть отечественные мобильные 3G-модули, а вот 4G, а тем более 5G — еще нет, насколько я знаю.

— А какие-то отдельные микросхемы для мобильников мы же делаем?

— Конечно! И некоторые компоненты российская промышленность экспортирует. Но, увы, это пока далеко до полного набора компонентов для полностью отечественного мобильного устройства.

— А современные материнские платы у нас производят?

— В современном смартфоне плата содержит более 12 слоев, хотя в отдельных изделиях можно встретить платы с несколькими десятками слоев. Кроме этого важна плотность размещения компонентов на плате. По этим показателям, по мнению экспертов, российское производство отстает, и весьма существенно.

— А операционная система? Прикладное ПО?

— Android и iOS — не наши. Это практически 100% мирового рынка мобильных операционных систем. Под них созданы миллионы приложений. И российских приложений, в том числе мобильных, с высоким рейтингом достаточно. Эффективность и качество российского кода известны еще со времен, когда компьютеры были большими. Но магазины приложений мы не контролируем. Завтра в США решат, что в Google Play и AppStorе российским разработчикам не место, и нас оттуда просто выкинут. И если вы думаете, что это фантастический сценарий, то напомню недавнюю историю об иранских разработчиках приложений, которые в один момент потеряли всё (в 2017 году Google и Apple Inc, ссылаясь на санкции, которые ввели США против Ирана, удалили иранские приложения из международных магазинов. — "Известия").

— То есть, получается, мы стремимся к технологической независимости. Но при этом сейчас зависим даже не от мира, а от одной конкретной страны?

— Это так. Заметьте, даже космические и ядерные технологии есть не в одной, не в двух и не в трех странах. Здесь же мы сталкиваемся с тем, что всё в одних руках. И можем оказаться в зависимости от очередного хозяина Белого дома. Чтобы создать такую ситуацию, США предпринимают конкретные шаги. Например, у компании Nokia в 2007 году был миллиард мобильников на рынке, она была недосягаемым лидером, обладала технологиями. У них была своя операционка, свои карты, сервисы, компания разрабатывала свои технологии по мобильной связи. После того как Microsoft купила мобильное подразделение Nokia, в Европе больше нет базовых мобильных технологий.

— Nokia вроде занималась 5G?

— Да. А теперь Microsoft хочет купить еще и это подразделение. Чем это закончится для Европы — нетрудно догадаться.

— Недавно еще американская компания Nvidia объявила о намерении купить британскую компанию ARM — разработчика процессорных архитектур.

— С точки зрения технологического ядра в мобилити — это последний штрих. Если сделка состоится, то весь технологический стек мобильных технологий будет под юрисдикцией США. Эта страна укрепит свою технологическую независимость, а другие страны станут еще более от нее зависимы. И не только технологически, как мы понимаем. Торговая война США и Китая уже показала, что "красная кнопка" существует и на нее можно нажимать хоть каждый день. К сожалению, это реальность. И мы можем, существуя в ней, пойти двумя путями. Первый — ничего не делать. Второй — попытаться все-таки постепенно снижать свою технологическую зависимость.

— Имеет ли смысл, допустим, пытаться отыграть обратно ситуацию с разными элементами телефона? Допустим, начать делать радиомодули или материнские платы? Ведь всё равно по главным компонентам мы будем полностью зависимы от других.

— Имеет. Ведь есть еще один важнейший фактор — безопасность критической инфрастуктуры, госуправления, крупного бизнеса. Заменяя компонент за компонентом отечественными, мы будем всё больше доверять нашему мобильному телефону. Если у нас есть собственная операционная система, построенная на ее базе мобильная экосистема, собственные приложения, — это определенный уровень доверия. Если еще к этому электронные компоненты на плате отечественные, — доверия еще больше. Вопрос стоит так: какой уровень зависимости для нас приемлем?

— Ну понятно, что Россия хотела бы быть полностью независимой. Разве не так?

— Пока у нас есть технологическое отставание, я бы говорил о некоем балансе. Мне кажется, сегодняшняя цель могла бы быть такой: иметь для критических задач только собственные решения. А для каких-то других задач мы могли бы допустить и зарубежные разработки в сочетании с нашими. Еще для каких-то существовать полностью на зарубежных.

— Я так понимаю, что по этому плану наши власти и решили работать. В мае Минцифры предложило законопроект о переходе критической информационной инфраструктуры страны (ИТ-системы госорганов, научных и кредитно-финансовых организаций, а также предприятия оборонной, топливной и атомной промышленности, транспорта, энергетики и другие компании) на отечественное ПО. Как идет этот процесс?

— Если судить по мобильным решениям, то пока очень медленно. К сожалению, бизнес и даже госкомпании не демонстрируют глубины понимания рисков, которые несет использование зарубежных мобильных технологий.

— Может быть, отечественные решения просто плохие? Неудобные?

— Для создания качественного, удобного и функционального продукта необходимо наличие базового уровня спроса, которое обеспечит живое участие заказчика в улучшении продукта, создании его новых версий. Заказчик должен включиться в цикл создания продукта.

Тем более есть примеры очень достойных отечественных разработок, которые завоевали не только российский рынок, но и успешны за рубежом. И тогда, кстати, мы зачастую видим, как наши ИКТ-продукты ограничиваются в продажах, например, в госорганы США.