Итак, 28 июля был озвучен ответ на американские планы по развертыванию ракет средней дальности в Германии.

Владимир Путин: «В случае реализации Соединенными Штатами Америки подобных планов, будем считать себя свободными от ранее взятого на себя одностороннего моратория на развертывание ударных средств средней и меньшей дальности… Сегодня разработка ряда таких систем находится у нас на завершающей стадии». Реакция более чем естественная: ракеты с минимальным подлетным временем — это прежде всего средство обезоруживающего и обезглавливающего удара по ядерным силам и «ядерным штабам».

Тема РСД (ракет средней дальности) неоднократно повторялась в выступлениях Путина, в том числе в начале СВО. И столь же упорно игнорировалась официальной пропагандой и широкими массами «экспертов». Иными словами, необходимы некоторые элементарные объяснения.

Во-первых, размещение РСД в Европе — не следствие СВО.

Вашингтон вышел из договора по ракетам средней и малой дальности (ДРСМД), запрещавшего размещение подобного оружия в Европе, еще в 2019-м. При этом о намерении расторгнуть договор США заявили в октябре 2018-го, менее чем через месяц после успешных испытаний прототипа «гиперзвукового оружия большой дальности» (LRHW, оно же Dark Eagle). По сути — гиперзвуковой РСД. Еще через полтора месяца решение американцев было поддержано союзниками на очередном саммите НАТО.

Иными словами, Вашингтону не понадобились для выхода из договора никакие причины, кроме чисто технической готовности РСД нового поколения. Между тем, LRHW — «порождение» армейской программы AHW, финансирование которой началось еще в 2006-м году. Равным образом, «миролюбивым» европейцам понадобилось ничуть не больше, чтобы поддержать намерения Штатов.

Естественно, официально в нарушении ДРСМД была обвинена Россия. При этом и американцы, и «пацифисты» из Европы элементарно отказались от осмотра российской ракеты, якобы нарушавшей договор. Впоследствии Оруэлл окончательно восторжествовал — так, Трампа обвиняли в том, что он «помог Путину избавиться от ДРСМД».

Спустя еще три месяца высказалась еще одна «миролюбивая» страна. «8 марта 2019 года Министерство иностранных дел Украины объявило, что, поскольку Соединенные Штаты и Россия вышли из договора, теперь у нее есть право разрабатывать ракеты средней дальности, сославшись на российскую агрессию против Украины как на серьезную угрозу европейскому континенту». Напомню, что в реальности Россия на тот момент объявила односторонний мораторий на развертывание РСД.

В 2020-м в интервью Defense News американский генерал Джон Рафферти сообщил о плане армии по заполнению «пробелов в способности поражать цели на расстоянии 500−2000 километров» в Европе и Тихоокеанском регионе. При этом, по его словам, в Тихоокеанском регионе это необходимо для поражения морских целей, а в Европе — чтобы угрожать объектам в глубине территории противника.

12 августа 2021 года было объявлено, что будет восстановлено 56-е артиллерийское командование США со штабом в германском Майнц-Касселе. Именно оно выступало «оператором «Першингов» во времена Холодной войны. 8 ноября прошла официальная церемония. К этому моменту «акция» уже прямо увязывалась западными СМИ с размещением «Темных орлов», вплоть до указания конкретных точек базирования.

Впрочем, Германия была скорее промежуточным этапом. Сергей Лавров:

«Мы встречались в январе (2022 года) в Женеве с Блинкеном… Он говорит: нет, нет, нет, НАТО не обсуждается, но вот насчет того, что вы нам предлагали про ракеты средней дальности, давайте, может быть, посмотрим и договоримся, что эти ракеты можно размещать, в том числе, на Украине, но мы будем готовы ограничить количество таких ракет на Украине. Я уже не знаю, что тут еще нужно объяснять, почему стала неизбежной специальная военная операция, когда накачивали Украину (вооружениями)».

При этом вряд ли стоит уточнять, что при готовой инфраструктуре любые ограничения для мобильных установок РСД имели бы эфемерный характер. Между тем, американцы весьма целенаправленно работают именно над оперативностью развертывания и применения подобных ракет. Так, LRHW штатно устанавливаются на модифицированный полуприцеп от пусковой установки «Пэтриота». Перспективная РСД Operational Fires (OpFires), разрабатываемая DARPA, должна при необходимости применяться прямо с транспортной паллеты/поддона, используемой для воздушных перевозок.

Финальной новостью по теме можно считать заявление британцев о планах разработки собственной ракеты. С совершенно открыто заявленной целью «нанесения ударов по ядерному оружию России».

При этом американские усилия не ограничиваются размещением наземных ракет средней дальности в Европе и носят системный характер.

Так, «евроракеты» не способны поразить позиционные районы за Уралом. Однако работы по флотским РСД (тогда — традиционным) стартовали еще в начале нулевых. Сейчас речь идет о морском ответвлении сухопутной гиперзвуковой программы — программе CPS.

Новые ракеты будут установлены, например, на многоцелевые (нестратегические) подводные лодки «Вирджиния» Блок V, оснащенных дополнительным модулем полезной нагрузки VPM. При этом модуль добавляет четыре многоцелевые пусковые установки (VPT) к двум уже имевшимся на подводных лодках третьей и четвертой «версий». Стандартно VPT используются для установки модуля с содержимым из семи «Томагавков», однако нагрузка может быть произвольной — вплоть до беспилотных мини-субмарин.

Диаметр устройств/шахт позволяет вписать в них сразу три РСД. Иными словами, в итоге получится эрзац-«стратег», своего рода возвращение ранних подводных лодок такого типа на новом технологическом уровне. При этом 18 подводных лодок блоков III-IV смогут нести по 6 ракет.

Между тем, американский флот многоцелевых ПЛ огромен — их численность колеблется около полусотни единиц. Пока «Вирджиний» в вариантах, потенциально способных нести РСД, в американском флоте менее половины, однако в перспективе «вирджинизация» станет практически тотальной.

При этом уже изначально флотские ракеты средней дальности рассматривались как вариант вооружения стратегических ПЛ (3−4 РСД в каждой шахте «Трайдента»). Включая, в том числе, четыре «Огайо», переделанные в носители крылатых ракет. Выигрыш в этом случае получался по двум направлениям. Во-первых, в случае «быстрых» ударов на короткие дистанции ракеты средней дальности оказывались «выгоднее» откровенно избыточного для этого «Трайдента». Во-вторых, это позволяло оснастить баллистическими ракетами формально выведенные из стратегического состава флота подводные лодки.

Оба момента актуальны и до сих пор. Так, хотя переделанные в носители «Томагавков» «стратеги» намерены списать, американцы рассматривают возможность строить аналогичные, но уже специально спроектированные подлодки как отдельный класс (Large Payload Submarine).

Кроме того, в качестве носителей ракет средней дальности рассматриваются эсминцы «Зумвалт». При этом очевидно, что это может стать только началом практики оснащения гиперзвуковыми РСД новых надводных кораблей.

Параллельно США намерены построить «армаду» малозаметных стратегических бомбардировщиков B-21 (первоначальный заказ 100 единиц, всего 175−200). Между тем, изначально основной задачей их предшественника (В-2) была охота за мобильными наземными комплексами МБР (они же ПГРК) и ОТРК.

Существует и программа «некинетического» воздействия на арсенал противника — диверсии, РЭБ и т. д.

Наконец, американские наступательные усилия жестко связаны с развитием «оборонительной» ПРО. Рассмотрим эту связку чуть подробнее.

Стандартом для западной пропаганды еще недавно были заявления, что создаваемая система противоракетной обороны не способна отразить полномасштабный удар России, и поэтому не направлена против нее. По первому пункту, в порядке исключения, Запад даже не лжет. Создание защиты, способной перехватить тысячи боеголовок, экономически почти нереально. Однако, если основная часть ракетного потенциала противника уничтожена превентивным ударом, «сработает» и реалистичный, многократно более компактный вариант ПРО. Именно поэтому договор по противоракетной обороне жесточайшим образом ограничивал ее и численно, и географически (только один район).

Между тем, выход США из договора по ПРО — даже не инициатива Джорджа Буша-младшего. Республиканское большинство в Конгрессе покушалось на него еще в 1995−96 годах. При этом возражения оппонентов сводились, по сути, к знаменитому «вешать будем потом». Демократ Карл Левин: «Я не возражаю против того, чтобы иметь готовую и развернутую систему, при условии, что не будет излишней спешки. Я резко возражаю против того, чтобы это делалось таким образом, чтобы повредить нашим отношениям с Россией и планируемому уничтожению ядерных вооружений».

Закон «О национальной противоракетной обороне (НПРО) США» был подписан Биллом Клинтоном 23 июня 1999 года. Согласно закону НПРО должна была быть развёрнута при достижении необходимого уровня технологий.

Иными словами, американская борьба за тотальную военную гегемонию возобновилась почти сразу после распада СССР. Между политическими конкурентами в американском истеблишменте по этому вопросу существовали и существуют только тактические разногласия.

При этом основной эшелон рационально построенной ПРО — космический. Наземная ПРО, как правило, вынуждена работать со «сложной баллистической целью», включающей в себя: 

1. уже «разделившиеся» боеголовки; 

2. тяжелые ложные цели; 

3. огромное количество легких ложных целей; 

4. постановщики активных помех; 

5. пассивные помехи (условную «фольгу») и так далее. 

При этом боевые блоки активно «скрывают» — в диапазоне от стелс-покрытия до затрудняющей машинное распознавание образа «визуальной» маскировки.

И все это движется с огромными скоростями. Например, «Минитмен» при полной загрузке (три боеголовки) к концу активного участка разгоняется до 6,7 километров в секунду — они же 24 тысячи километров в час. При уменьшении полезной нагрузки скорость, естественно, может быть еще выше.

Наконец, сами боеголовки по понятным причинам представляют собой весьма «твердую» цель.

Такова ситуация для традиционных МБР. Гиперзвуковые технологии усугубляют ее еще больше. Например, уже использование «простых» маневрирующих боеголовок закрывает зону относительной уязвимости в плотных слоях атмосферы — где боевые блоки замедляются, а легкие ложные цели «отфильтровываются» сопротивлением воздуха.

Однако эти проблемы полностью исчезают, когда речь идет об уничтожении ракеты на активном участке траектории. Здесь задача сводится к тому, чтобы сбить неманеврирующую тонкостенную мишень со стартовой длиной около двух десятков метров. Вдобавок, снабженную гигантским высокотемпературным факелом.

Иными словами, при перехвате на начальном участке траектории эффективность ПРО возрастает, как минимум, в десятки раз. При этом продвинутая ракета, оснащенная маневрирующими гиперзвуковыми боеголовками, уязвима не меньше, чем самая архаичная МБР.

Соответственно, задача остальных эшелонов ПРО сводится к добиванию ограниченного числа прорвавшихся ракет.

Проблема в одном — для этого нужно доставить нечто противоракетное достаточно близко к месту старта. Между тем, «приземленная"/"поверхностная» ПРО может относительно свободно действовать только в случае перехвата баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ). Если же речь идет о стартах из глубины территории сколько-нибудь крупной страны, единственным вариантом является размещение противоракетных средств на орбите.

Самый очевидный и консервативный вариант — вывести на орбиту оружие на основе уже отработанных кинетических перехватчиков. Иными словами, речь о реинкарнации на новом техническом уровне «Бриллиантовой гальки» времен СОИ.

Естественно, перехватчики должны обслуживаться многочисленными «сенсорными» спутниками. Так, продвинутые гиперзвуковые ракеты, движущиеся по низким небаллистическим траекториям, очень поздно попадают в зону видимости наземной ПРО. Не менее важна и устойчивая связь.

Иными словами, «финальное» развертывание ПРО при непосредственной подготовке к атаке автоматически предполагает милитаризацию космоса. При этом, кроме собственно противоракетного компонента, там же размещается длинный ряд элементов, обслуживающих «обезоруживающий» удар.

Так, он требует эффективной спутниковой разведки — особенно в случае с охотой за мобильными ракетными комплексами. Далее, уничтожение систем связи противника, в том числе космической — радикально увеличивает эффективность обезоруживающего удара.

Последний пункт прямо предполагает развертывание противоспутникового оружия, очень желательно — именно в космосе. Равным образом, в Вашингтоне явно не ожидают, что Россия и Китай будут пассивно наблюдать за движением Штатов к ничем не ограниченной ядерной гегемонии. Что предполагает ответное развертывание ударных систем в космосе — с которыми Пентагону предстоит бороться.

В итоге разработка космических вооружений в США практически не останавливалась, несмотря на формальную отмену СОИ. Так, космические мегаваттные лазеры SBL демонстрируют очень примечательные даты ряда ключевых экспериментов — 1993, 1995 и 1998-й годы.

Вернемся на семь лет назад. Итак, в мае 2017-го США испытали кинетический перехватчик CE-II Block 1 EKV, успешно перехватив межконтинентальную баллистическую ракету (МБР). Последствия оказались вполне ожидаемыми.

В июле 2018-го администрация Байдена опубликовала военный бюджет США, предусматривающий создание космического эшелона ПРО — сначала «сенсорного». Четыре месяца спустя Вашингтон официально отказался от подписания предложенного Китаем и Россией «Договора о предотвращении размещения оружия в космическом пространстве». Равным образом, был заблокирован и проект соответствующей резолюции ООН.

В то же время США не забыли обвинить оппонентов. В октябре 2018-го помощник госсекретаря Илем Поблете заявила, что «наблюдаемая в последнее время активность на околоземной орбите указывает на развертывание Россией космических сил, допускающих использование «боевой лазерной системы». Вряд ли стоит уточнять, что доказательств не было, а сам виртуально-орбитальный лазер впоследствии тихо и бесследно исчез из риторики госдепартамента, никак не проявив себя в реальном мире.

Еще три месяца спустя Агентством по противоракетной обороне (MDA) был опубликован доклад, содержавший весьма примечательные пункты:

«Космическое базирование перехватчиков может дать возможность поражать наступательные ракеты на наиболее уязвимом начальном этапе полета, прежде чем они смогут применить различные контрмеры. Космическое базирование может повысить общую вероятность успешного перехвата наступательных ракет, сократить количество перехватчиков, необходимых для этого, и потенциально уничтожить наступательные ракеты над территорией атакующего государства».

«В соответствии с указаниями Конгресса, Министерство обороны определит наиболее перспективные технологии, а также приблизительный график, стоимость и потребности в персонале для возможного оборонительного эшелона космического базирования».

Разъясняя позицию своего ведомства, исполняющий обязанности министра обороны США Патрик Шанахан заявил, что США предполагают дополнить космические «сенсоры» ударным компонентом.

Пропустим промежуточные этапы и посмотрим на нынешнюю ситуацию. Хронология этого года демонстрирует комбинацию: 

1. уже никак не скрываемых усилий США по созданию космического ударного компонента, 

2. откровенных заявлений для профессиональной аудитории, 

3. предельно бесстыдных на этом фоне пропагандистских кривляний с традиционным «хайли лайкли».

20 февраля разведка США предупредила о том, что Россия уже в этом году может разместить на орбите ядерный заряд или «макет заряда». Как обычно, никаких доказательств предъявлено не было — разумеется, по причине секретности.

В марте Пентагон опубликовал документ, где цель космической политики честно обозначена как «достижение космического превосходства путем эффективного подавления космических возможностей противника».

В конце апреля США провели в Совете безопасности ООН резолюцию о запрете размещения ядерного оружия в космосе (что уже запрещено с 1967-го года), при этом отвергнув российско-китайскую поправку о неразмещении оружия в космосе вообще. Россия наложила на резолюцию вето.

Выступая по этому поводу, Джон Пламб, помощник министра обороны США по космической политике, назвал предложение России и Китая невозможным для проверки и исполнения, а также «лицемерным, потому что Россия и Китай размещают оружие». Милитаризация космоса, по Пламбу, неизбежна. «Там, где есть военные преимущества, военные будут действовать. Люди будут пытаться нейтрализовать эти преимущества и попытаться использовать их. И космос ничем не отличается», — сказал он.

В том же апреле Пентагон заключил контракты с двумя компаниями — Rocket Lab и True Anomaly — на запуск к концу следующего года двух спутников, один из которых будет играть роль условного противника, а другой должен будет сблизиться с ним и «наблюдать за угрозой». Спутник-перехватчик не будет нести вооружение, однако у аппарата есть грузовой отсек, в котором можно его разместить. При этом сценарий предусматривает крайнюю оперативность — так, Rocket Lab должна собрать и запустить свой аппарат за 24 часа.

При этом Пентагон конструирует не только «меч», но и «щит» для «меча». Скажем, в списке контрактов, опубликованных в сентябре прошлого года, фигурирует «система устойчивости к направленной энергии» для спутников противоракетной обороны. Насколько можно понять, речь идет о защите от «ослепления». Между тем, упомянутые в контракте инфракрасные сенсоры используют не только спутники противоракетной разведки, но и собственно перехватчики ПРО.

21 мая пресс-секретарь Пентагона Пэт Райдер заявил, что Россия 16 мая запустила в космос спутник-перехватчик. Обоснование — близость орбиты российского аппарата к орбите американского. При этом под «близостью» понималось «иногда будет проходить в сотнях километров».

Нюанс в том, что заявление последовало практически сразу после того, как США и союзники заблокировали в Совете безопасности ООН российско-китайский проект резолюции о неразмещении оружия в космосе.

Иными словами, космические перехватчики уже материализуются — под пропагандистские вопли Вашингтона, обвиняющего оппонентов именно в том, что он совершенно открыто делает сам.

Резюме: Иными словами, сейчас мы подходим к финальной стадии очень долгосрочных усилий США, неуклонно предпринимавшихся даже на пике «дружбы» с Москвой. Весь нынешний миропорядок построен вокруг взаимного ядерного сдерживания, обеспечиваемого малой уязвимостью МБР — и стратегической целью США является его обрушение. С переходом к абсолютному военному доминированию.