Большое экономическое дерби

Кому-то смена мирового лидера в сфере экономики кажется невероятным, сенсационным событием. Однако в прошлом такие рокировки происходили многократно, и ведущий центр мирового производства не раз смещался из одной части света в другую, меняя и конфигурацию товарных потоков, и сам ход истории. В данном материале мы проследим, к кому и по каким причинам переходило глобальное первенство за последние два тысячелетия, а также посмотрим, куда ведут сложившиеся на сегодня тенденции.

В какой-то степени полемизируя с Данилевским, Тойнби и прочими творцами цивилизационной теории, настаивавшими на независимых путях развития отдельных культур и обществ, Иммануил Валлерстайн предложил концепцию «мир-системы». Его подход предполагал координацию развития разных обществ через сеть разнообразных связей: торговых, культурных, политических и т.д. При этом внутри «мир-системы» Валлерстайн выделял ведущее «ядро», выступающее как локомотив прогресса, центр научно-технологического и институционального творчества, и ведомую «периферию», которая довольствуется освоением новинок, поступающих из «ядра». Для людей, выросших в первой половине ХХ века, когда приоритет Западного мира в науке, технике и социальной сфере казался незыблемым, эта схема выглядела весьма убедительной. Надежды на какие-либо альтернативные успехи незападных обществ и даже разговоры об их прогрессе в прошлом встречали скептическую реакцию.

Заглянуть глубже всего в прошлое позволяет нам комплексная оценка производительных сил планеты во время Рождества Христова, приведённая в монографии Ангуса Мэддисона (Здесь и далее, если не указано иное, мы будем ссылаться на труд А. Мэддисона «Контуры мировой экономики в 1-2030 гг.», обобщившего сотни работ по исторической экономике и социологии). В то время великая Римская империя, которую европейцы привыкли считать непревзойдённой вершиной античного мира, занимала всего лишь третье место по ВВП. На неё, даже после завоевания Египта и Малой Азии, приходилось чуть более 20 % мирового производства, в том числе около 6 % на собственно Апеннинский полуостров, территорию нынешней Италии, историческую родину латинского этноса. Второе место принадлежало империи Хань, - китайское общество создавало в те годы около четверти мирового объёма товаров и услуг. Но самым крупным экономическим центром на заре нашей эры исследователи считают Индию, производившую почти треть глобального богатства. Правда, в отличие от Рима и Западной Хань, на землях индийского субконтинента в начале первого века не существовало универсального государства, древнеиндийский ВВП делился между целым рядом отдельных раджеств и царств, поэтому индийское лидерство того времени следует признать условным. Бесспорным (в государственном зачёте) его можно было бы признать только двумя веками раньше, когда большую часть территории нынешних Индии, Пакистана и Бангладеш охватывала империя Маурьев. Но при изучении столь давних времён, нас, наверное, интересует не столько соотношение налоговых баз, способных стекаться в единую казну, не экономика в рамках государственных границ, сколько соотношение экономических возможностей больших культурно-исторических пространств, цивилизаций, соревнующихся, сотрудничающих и соперничающих в истории планеты. Так вот, экономическое первенство в античную эпоху принадлежало именно Индийской цивилизации.

Свидетельствами этого лидерства являются не только широко известные открытия индусов, такие как первая в мире десятичная система счисления и понятие нуля, без которых невозможна вся современная математика. Достижениями жителей долин Инда и Ганга также следует считать строительство самых совершенных для своего времени ирригационных систем, создание первой в мире верфи, первых общественных бань и первого стадиона, первых систем городского дренажа и канализации, изобретение первой пилы (в том числе циркулярной) и первых свёрл (в том числе стоматологических и предназначенных для трепанации черепа), осуществление первого документированного кесарева сечения. Конечно, эти найденные археологами замечательные артефакты датируются многими веками и даже тысячелетиями раньше 1 года нашей эры, к которому относится самая ранняя оценка ВВП Индостана в монографии Мэддисона, но их перечисление позволяет понять, какая мощная традиция материальной культуры и какая обширная база знаний существовали в древности в регионе южнее Гималаев.

Ранний успех Индии можно, пожалуй, объяснить, максимальной для античного мира массой населения, сконцентрированного на субконтиненте. Долины Инда и Ганга при ирригационном земледелии той эпохи позволяли прокормить гораздо большее количество людей, чем долины Нила или Хуанхэ, не говоря уже о средиземноморском побережье. А большее количество людей при прочих равных условиях чисто арифметически предполагает вероятность большего количества изобретений. Также высокая плотность населения позволяет интенсивнее обмениваться технологическими приёмами и знаниями.

Кроме того, в пользу Индии работало удачное географическое положение между двумя важными хозяйственными центрами Евразии, где раньше других были доместифицированы важные продовольственные растения: Китаем и Ближним Востоком. Так, из Плодородного полумесяца индусы позаимствовали пшеницу и ячмень, а с Восточно-Китайской равнины – рис, который скрестили с местным дикорастущим родственником, получив наиболее продуктивные сорта. Обмениваясь и с западными, и с восточными соседями, древняя Индия обрела, пожалуй, самый богатый набор культурных растений, что принципиально важно для процветания в эпоху аграрных цивилизаций.

На западе Евразии сократилась доля Западной Европы – с 13-14 % до примерно 9 %. Это падение произошло почти целиком за счёт оскудения Италии (на неё в разгар средневековья приходилось не 6 %, как в период расцвета Рима, а только 2 % мировой продукции). Такой упадок Апеннинского полуострова легко объясним, - из имперского центра Цезарей и Августов, живущего в том числе за счёт окраин, Италия превратилась в европейскую окраину, фронтир борьбы с византийцами и маврами. На первое место в Европе вышла Франция (2,5 % мирового ВВП) – колыбель современной Западной цивилизации (выросшей, согласно Тойнби, из империи Карла Великого). Тем не менее, Франция времён Капетингов на порядок уступала таким экономическим гигантам, как Индия и Китай.

Третье-четвёртое место в мировом рейтинге той эпохи делили халифат Фатимидов и Византия, центры которых находились, соответственно на территории современных Египта и Турции. Если сравнивать большие регионы в целом, то Западная Европа к 1000 году уступала по объёму экономики и Ближнему Востоку, и Африке (основная часть богатства которой создавалась на арабском севере и эфиопском северо-востоке). Это – время максимального возвышения Арабского мира, время алгебры Аль-Хорезми, медицинских трактатов Авиценны и оперативной хирургии Аз-Захрави, оптических открытий Аль-Хайсама и кислотной химии Ибн Хайана, через которого сам греческий термин «химия» пришёл в Западную Европу с приставкой «аль».

В позднем средневековье происходит первая смена глобального лидера – вперёд вырывается Китай. Шедший на протяжении долгих веков процесс накопления технологических достижений приобрёл кумулятивный характер, обеспечив наиболее высокую производительность труда. Многие исследователи, например, Кастельс (см. М. Кастельс. Информационная эпоха. Экономика. Общество. Культура. М., 2000 «О перипетиях развития Китайской цивилизации») признают, что «ключевые технические изобретения появились в Китае и стали использоваться на столетия, а некоторые даже на полтора тысячелетия раньше, чем в европейском мире. Доменные печи, точные водяные часы, железный плуг, ткацкие станки для производства шелковых тканей, производство бумаги и книгопечатание…» Китайцы самостоятельно изобрели гидравлический молот, вертикальные водяные мельницы, прялку, а порох, взрывчатые вещества, арбалет и требушет – создали прежде европейцев. Порох и связанные с ним военные технологии, а также компас и связанные с ним приёмы навигации были заимствованы всем человечеством из Китая. Кроме того, внутри Китайской цивилизации появились первые бумажные деньги, что положило начало новой эры ведения торгово-финансовых дел. А китайские корабли в пятнадцатом веке на порядок превосходили европейские по размерам и на два столетия опережали их по применяемым технологиям (Xi L., Chalmers D.W. “The Rise and Decline of Chinese Shipbuilding in the Middle Ages”, International Journal of Maritime Engineering, 2004). То , что китайцы не применили свои судостроительные преимущества для мировой океанской экспансии объясняется скорее социально-психологическими, но никак не техническими причинами.

Правда, в середине семнадцатого века Дальневосточная цивилизация пережила серьёзное падение в связи с маньчжурским завоеванием, но довольно быстро восстановила свои позиции. Темпы роста китайской экономики в период 1700-1820 превосходили европейские, и первенство Цветущей Серединной империи (так переводится Чжэньминь Чжунго – название Китая на путунхуа) могло казаться незыблемым. В то же время к западу от китайских рубежей происходили стремительные и судьбоносные изменения.

Переплыв Атлантический океан и открыв для себя Америку, европейцы получили в своё распоряжение подлинный экономический допинг. Речь идёт в первую очередь о запасах драгоценных металлов, особенно серебра, расположенных в Новом Свете. Если судить по инфляции, поразившей западную Евразию, захваченные или добытые в Америке всего за один век объёмы драгметаллов минимум втрое превышали всё, что накопили древние цивилизации Евразии за несколько тысячелетий своего существования. Отнятое у американских индейцев золото и серебро оказалось более эффективным источником обогащения, чем нынешний печатный станок ФРС. Привозя из колоний всё новые и новые объёмы звонкой монеты, европейцы резко «перетянули экономическое одеяло», перераспределяя в свою пользу материальные ценности, создаваемые во всём Старом Свете. Доля Западной Европы в мировом ВВП неуклонно растёт, достигая примерно 19 % в 1600 году и около 22 % в начале восемнадцатого века.

Этот расцвет Европы происходит на фоне подлинной катастрофы коренных народов Америки (Абья Ялы, как называют теперь свой континент потомки его древних обитателей). Так, для сравнения, за пятнадцать веков до прихода европейских конкистадоров ВВП доколумбовой Америки увеличился почти в три с половиной раза, а Мексики, где располагались знаменитые цивилизации ацтеков и майя – и вовсе вчетверо. Этот рост превышал и среднемировые, и среднеевропейские темпы развития (см. Таблицу 1). Однако век спустя после прихода Кортеса и Писарро ВВП Нового Света упал более чем вдвое, и был восстановлен лишь к середине восемнадцатого века, да и то – восстановлен не наследниками былой культуры, а преимущественно белыми колонистами.

В Индии, которая оказалась для пришельцев не столь лёгкой добычей, как развивавшийся в изоляции Новый Свет, колонизация растянулась на несколько столетий, поэтому «погружение на дно» происходило постепенно, зато в ускоряющемся темпе. Если накануне появления каравелл Васко да Гамы индийский субконтинент производил порядка 24 % мировой продукции, то в 1820 году – не более 16 %, в 1870 – примерно 12 %, в 1913 году – чуть больше 7 %, а ко времени обретения независимости на Индию приходилось лишь 4 % глобального ВВП.

Показательно, как параллельно увеличивался разрыв в уровне жизни между самой богатой колонией Британской империи и самой метрополией: если в шестнадцатом веке английские кошельки были толще индийских менее, чем на 1/3, то к середине двадцатого века – уже в 11 с лишним раз! Такой дифференциации доходов между своими нациями не знала ни одна империя в истории человечества, за исключением Голландской, которая применяла столь же, если не более дискриминационную практику, управляя Индонезией.

Эксплуатация колоний стала важнейшей причиной возвышения Западной Европы, причём не только государств, осуществлявших колониальные захваты, но и их ближайших соседей. Обогащению таких стран, как Дания, Швейцария, Швеция и т.д. способствовала тесная торгово-производственная кооперация с процветающими на колониальном грабеже нациями, а также энергичное соучастие в собственно колониальных предприятиях (доли в акциях Ост-Индийской и подобных компаний, кредитование пиратства и работорговли и т.д.)

К 1913 году очевиден триумф европейской экономики над азиатской. Китай и Индия, прежде заметно превосходившие всё европейское производство целиком, теперь уступают европейскому субконтиненту в разы, и сопоставимы с отдельными странами, такими как Великобритания и Германия, в которых проживает на порядок меньше граждан, чем в азиатских гигантах. Уже со второй половины XIX века преимущество Западного мира над всеми остальными частями планеты настолько очевидно, что большая часть человечества как бы отступает на второй план, мировая история начинает восприниматься исключительно, как творимая Западом, а мировое экономическое соревнование – почти исключительно как соревнование западных стран.

Отметим при этом, что Испания и Португалия, хотя и выступили пионерами колониальной экспансии, не смогли овладеть пальмой экономического первенства во внутриевропейском соревновании. Этот парадокс обычно объясняют различиями в социальных приоритетах пиренейских стран и стран северо-западной Европы: испанские гранды погрязли в непроизводительной роскоши, и в итоге, говоря вульгарным языком, «проели» и «проплясали» свалившееся на них богатство; в то время как их северные соседи по континенту, руководствуясь протестантской этикой, накапливали финансовые ресурсы и приумножали производственные мощности по принципу «гульден к гульдену, талер к талеру». Действительно, привычка жить на ренту от богатств, созданных (неважно, трудовым или криминальным путём) предыдущими поколениями, не раз приводила целые страны к фиаско. Однако, внимательно изучив мировую экономическую историю, придётся признать, что такую злую шутку судьба играла с самыми разными нациями, независимо от их конфессиональных особенностей. Разбирая провал «пионеров колониализма», обратим внимание на два фактора, работавших против Испании и Португалии в «европейском забеге».

Во-первых, колониальная политика иберийских конкистадоров не вела к такому разрыву между метрополией и колониями, как, например, англосаксонская. Уровень жизни в Испании был, конечно, выше, чем в Мексике или Перу, но никогда не достигал даже двойного превосходства над колониями. Например, накануне освобождения латиноамериканских колоний, в начале XIX века, душевые доходы в Мексике составляли примерно 75 % от испанских, в Перу – около 65 %, а в Бразилии – почти 75 % от португальских. В то же самое время Индия и Индонезия отставали от Великобритании и Голландии в три-четыре раза. Это означает, что испанцы и португальцы не перераспределяли прибыли в свою пользу с такой интенсивностьюi, как англичане и голландцы, и в результате не довели концентрацию богатств в своих метрополиях до критического уровня, позволяющего начать промышленную и научно-техническую революцию, вовлекая в этот процесс широкие слои своего населения. Англичане же и голландцы, без зазрения совести перекачивая богатства колоний в метрополии, обеспечили большое количество своих соотечественников: а) ресурсами для инновационных инвестиций; б) досугом для творчества; в) средствами для приобретения и массового внедрения технических новинок.

Во-вторых, по обе стороны Атлантики сложилась своеобразная «пищевая пирамида», в которой испанские и португальские колонизаторы выступали «хищниками первого порядка», присваивавшими богатства коренных американцев и труд африканских рабов, а британские, голландские и французские флибустьеры – венчающими эту пирамиду «хищниками второго порядка», грабившими награбленное. Естественно, что преимущество осталось за теми, кто расположился на вершине «пищевой цепи».

Демографический козырь обеспечивал доминирование Парижа в Европе вплоть до Наполеоновских войн (хотя в мировом масштабе на Францию той эпохи приходилось всего лишь около 5 % глобального ВВП, что было существенно меньше, чем у Китая, Индии и до определённого времени – Османской империи). После катастрофического финала, которым завершились походы Бонапарта, во Франции начался демографический упадок, а в то же самое время в Англии – демографический бум, что вкупе с промышленной революцией и рекордной урбанизацией вывело туманный Альбион в европейские лидеры не только по уровню жизни, но и по валовому производству. В 1820 году Великобритания с показателем 5,2 % мирового ВВП обгоняет Францию, а в 1870 году, произведя более 9 % глобального продукта, выглядит безусловным лидером Западной цивилизации.

Впрочем, это лидерство продержалось недолго. Уже к 1880 году вперёд вырываются Соединённые Штаты. На планете начинается эра Америки, поначалу – в экономической сфере, и только гораздо позже – в политике. К 1910 году Англия пропускает вперёд и Германию. Отставание Франции, а затем и Англии от Германии – иллюстрации того развращающего действия «жизни на ренту», о котором мы упоминали выше.

Накануне Первой мировой войны Соединённые Штаты выглядят безоговорочным чемпионом, как по валовому объёму производства товаров и услуг (почти 19 %), так и по душевому доходу (в три с лишним раза выше среднемирового, в полтора раз выше среднего западноевропейского). За США с более чем двойным отставанием располагаются тесной группой Германия, Китай и Россия, создающие чуть менее 9 % мирового ВВП каждый. Немного более 8 % приходится на Великобританию. При этом по уровню жизни Россия отстаёт от западных лидеров примерно втрое, а Китай – в восемь и более раз.

Стоит обсудить причины, по которым Америка возглавила мировой рейтинг и удерживала его более столетия. Самым ходовым объяснением этого успеха служит присущая американскому обществу свобода предпринимательства, что привело к расцвету талантов и реализации креативных идей. В этом тезисе есть доля истины, но ещё большая доля гордыни и самолюбования западного человека, привыкшего за последние несколько веков свысока глядеть на другие расы и культуры. Действительно, США в девятнадцатом веке стали настоящим полюсом притяжения для предприимчивых людей со всей Европы, а затем и со всего света, и отчасти продолжают сохранять свою притягательную силу до сих пор. На протяжении двух столетий сюда стекались капиталы, таланты и умелые руки многих наций, создавая одну из самых эффективных экономик в человеческой истории. Однако было бы слишком односторонним подходом твердить лишь о достоинствах американского общественного устройства, не учитывая объективных предпосылок такого расцвета, в том числе и связанных с тёмными сторонами истории США.

Прежде всего обратим внимание на то, что агроклиматические условия США - одни из самых благоприятных для ведения интенсивного сельского хозяйства. В мире существуют, пожалуй, ещё только два региона, сравнимых с бассейном Миссисипи по своему совокупному аграрному потенциалу: Восточно-Китайская равнина и бассейн Ганга. Оба эти природных конкурента давно стали центрами древних цивилизаций и густо заселены. В свою очередь, в долине Миссисипи и на прилегающих с востока столь же благодатных территориях аграрная цивилизация возникла гораздо позже. (Это долгое историческое отставание во многом связано с изолированным положением Нового Света и прежде всего с дефицитом подходящих для доместикации видов, в частности – с отсутствием лошадей). Только за пять-семь веков до открытия Америки европейцами на территорию нынешних США из Мексики проникает «полевая триада» (кукуруза, тыква, фасоль), начинается массовое возделывание полей и бурный рост населения. Уже к 1500 году численность индейцев на территории нынешних США сопоставима с современной им численностью русских (великороссов), а судя по динамике, должна была в итоге превысить её. Однако столкновение с европейской цивилизацией закончилось для коренных обитателей Америки чудовищной катастрофой. В начале ХХ века от индейцев США уцелели лишь жалкие остатки: их стало на два порядка меньше, чем русских. В итоге белым американцам достался один из трёх самых продуктивных регионов Земли, почти полностью очищенный от коренного населения. И если в Индии и Китае продукция их благословенных земель целиком уходила на пропитание огромного местного населения, то возделывание угодий в восточной половине Штатов принесло своим новым хозяевам колоссальные излишки, пригодные для продажи и получения баснословных прибылей. (То же самое можно сказать и о минеральных запасах.)

Успех американской экономики часто приводится как контраргумент в полемике о роли колониализма при обогащении Запада. Действительно, США поздно обзавелись заморскими владениями и эти колонии были сравнительно невелики, чтобы послужить таким источником ресурсов, как Индия для Великобритании или Индонезия для Нидерландов. Однако нельзя забывать, что главным источником капиталов при инвестициях в США, равно как и главным источником иммигрантов выступала именно Великобритания – мировой рекордсмен расовой политики и колониального обогащения. Награбленное в колониях богатство стало топливом для британской промышленной революции, позволило профинансировать огромное количество исследований и технологических инноваций, обучить целую армию передовых инженеров, эффективных менеджеров и квалифицированных рабочих. Потом все эти технологии, капиталы и кадры, достигшие высшего мирового уровня, были пересажены в США, на чрезвычайно благоприятную (в прямом и переносном смысле) почву, словно созданную для того, чтобы давать максимальную отдачу. Поэтому США тоже надо считать бенефициаром мировой колониальной системы, если не прямым, то косвенным. Плюс нельзя забывать о многовековом бесплатном труде африканских невольников, лёгшем в основу многих американских состояний.

Наконец, ещё одним фактором возвышения США, который в советской публицистике упоминался чаще других, является географическая удалённость от основных военных конфликтов ХХ века. Хотя Вашингтон принял участие и в Первой, и во Второй мировых войнах, потери Штатов в обоих случаях оказались минимальными, а выигрыш от военных поставок и от экспансии на опустевшие рынки – более чем внушительнымii. Именно после Второй мировой войны США достигают максимального веса в мире – их доля в глобальном ВВП приближается к тридцати процентам, подобно древней Индии или Китаю до Опиумных войн. Однако вслед за совершённым триумфом чемпион начинает медленно, но неуклонно сдавать позиции (см. Таблицу 3) – не столько за счёт собственной стагнации, сколько за счёт опережающего роста других стран.

Исключением в сложившейся после войны тенденции понижения стали для Штатов девяностые годы ХХ века. Причина такого исключения понятна: главный соперник – Советский Союз – распался, его экономика деградировала, а США стали крупнейшим бенефициаром этого распада, аккумулируя бегущие с постсоветского пространства капиталы, скупая за бесценок кадры и технические наработки. Однако этот период «наслаждения победой» в Холодной войне продлился недолго, на смену Советскому Союзу пришёл ещё более мощный конкурент – Китай, а следом за ним поднялась целая плеяда быстро растущих экономик бывшего «Третьего мира».

Хотя сегодня Соединённые Штаты остаются одной из самых богатых стран мира с точки зрения подушевых доходов,- безусловно, самой богатой из всех крупных стран и в разы богаче своих главных конкурентов в рейтинге ВВП,- их международное влияние, их амбиции глобального доминирования критически зависят не от уровня жизни, а от валового объёма экономики. А в этом смысле соревнование за первенство безнадёжно проиграно. Китай опередил США в середине десятых годов нашего века и стабильно продолжит наращивать отрыв. А около 2040 года на второе место за Китаем ожидаемо выйдет Индия (см. Таблицу 4). Этот процесс группа французских экономистов, сотрудничающих с ежегодником «Le Monde diplomatique», назвала «Великим возвращением Востока» - ведь речь идёт о восстановлении той расстановки сил, которая царила в мире на протяжении минимум двух тысяч лет, вплоть до эпохи колониальных захватов. Ведущие центры экономического производства исторически были не в Атлантическом бассейне, а в Восточной и Южной Азии.

Эпоха однополярного экономического лидерства Западной цивилизации была вызвана двумя основными причинами: колониальной эксплуатацией почти всего остального мира и первенством в научно-техническом прогрессе. Взаимосвязь этих генеральных причин западного успеха остаётся предметом дискуссий, напоминая спор о первородстве курицы и яйца. Кажется очевидным то, что триумфальное шествие западных колонизаторов по планете не состоялось бы без их военно-технического превосходства над остальными народами, что вроде бы означает примат западного креативного гения над колониальным грабежом. В то же время несложно заметить такой факт, что порох был изобретён Китайской цивилизацией, но именно европейцы, а не китайцы масштабно поставили порох на службу завоевательным войнам. (Примеров того, как Запад отставал от других обществ технологически, но первым применял новые технологии для агрессии, можно привести немало. В частности, мы уже упоминали о китайском и европейском судостроении накануне Эпохи великих географических открытий).

В нашу эпоху ситуация радикально изменилась. В результате Второй мировой войны колониализм вышел из моды, расовая дискриминация осуждена большинством человечества, а вести завоевательные войны (особенно после появления ядерного оружия) стало себе дороже. Кроме того, какому-то отдельно взятому региону трудно оставаться обособленным эпицентром НТР – информационные связи современного мира таковы, что любые открытия быстро становятся достоянием всей планеты. Таким образом, радикальная разница между отдельными странами в уровне жизни, качестве образования и производительности труда, сложившаяся в колониальную эпоху, будет неуклонно стираться.

США имеют все шансы остаться в ведущей тройке экономических гигантов, в немалой степени за счёт своего большого и продолжающего расти населения. Как уже упоминалось выше, природно-климатические условия Штатов позволяют эффективно задействовать в хозяйстве такую же массу людей, как в Китае и Индии, - в этом смысле Северная Америка ещё остаётся недонаселённым континентом, привлекающим иммигрантов. Если бы не правовые и финансовые ограничения, население США до конца XXI века вполне могло бы вырасти за счёт приезжих до 600-700 миллионов человек. Но в таком случае на месте знакомой нам Америки возникнет совсем новая страна, далёкая от своего изначального фундамента «White, Anglo-Saxon, Protestant», а возможно, после размывания прежнего этнокультурного единства – и несколько новых стран.

i Вообще-то пытались, но в условиях сперва конфликта между собой, а потом попытки ведения Испанией одновременной войны с турками, французами, голландцами и англичанами (и помощи католическим странам в их войне в православными и протестантскими) и подавлением внутренних мятежей (с английским финансированием) вызвавших бегство групп населения (как в другие страны Европы, так и в Африку с Америкой) и отделения ряда важных провинций, они надорвались и проиграли серию войн ввиду невозможности концентрации сил с последующей утратой финансовых и военных возможностей. При этом голландцы были изначально богатой мятежной испанской провинцией, а не самостоятельными игроками, ввиду чего их выдел и противопоставление испанцам не совсем справедлив.

ii Автор забывает указать, что в результате 1 Мировой Войны США превратились из нетто-должника в нетто-кредитора мира, чем они отличились от своего (тогда недавнего) конкурента — преуспевающей Аргентины.

Таблица 1. Динамика ВВП мира, Европы и Америки в доколониальную и раннюю колониальную эпохи (в %% от начала нашей эры)
	1 год н.э.	1000 год	1500 год	1600 год	1700 год
Латинская Америка	100	203	323	168	283
Западная Европа	100	76	306	454	562
Весь мир	100	114	236	314	352

	1820	1870	1913
Западная Европа	23,00%	33,10%	33,00%
Китай	32,80%	17,00%	8,80%
Индия	15,90%	12,10%	7,40%

Таблица 3. Доля Соединённых Штатов Америки в мировой экономике.
1870	1913	1950	1973	1990	1999	2003	2012	2023
8,80%	18,70%	27,30%	22,00%	20,10%	21,00%	20,60%	16,30%	14,80%

Таблица 4. Доля в глобальном ВВП ведущих мировых экономик второй половины ХХ – первой половины XXI веков.
	1950	1973	2003	2023	2050 (прогноз)
Китай	4,60%	4,60%	15,10%	18,80%	20-21 %
США	27,30%	22,00%	20,60%	14,80%	11-12 %
Индия	4,10%	3,10%	5,50%	7,80%	15-16 %
СССР (Россия)	9,60%	9,40%	2,20%	3,50%	2,5-2,7%