«Всякое иностранное слово есть помешательство процветать своему собственному, и потому чем больше число их, тем больше от них вреда языку». («Рассуждение о старом и новом слоге российского языка», СПб., 1803. А. С. Шишков, адмирал, президент Российской академии наук, министр народного просвещения (1824-28); поэт и филолог, сыгравший важную роль в становлении русского литературного языка).

Нет ничего опасней для языка, чем «двоевзглядие» на его состояние.

Одни: «Да что вы так волнуетесь?! Язык не дурак (в отличие от некоторых, хе-хе!), сам разберётся, как ему жить и как меняться, главное ему не мешать. Испереживались прям с этими заимствованиями… Да вы копните: даже простые слова, вроде «школы» или «доски», — не славянского происхождения. Лезете тут с вашей «конторой» вместо «офиса». Контора-то, между прочим, немецкое слово… И «отель» покультурней вашей «гостиницы» будет. Да, поселюсь в отеле — а чо такого?».

На чём стоит такой взгляд? В лучшем случае — на равнодушии и невежестве…

Потому что есть другое отношение: оно на любви.

Не жалко храма-то?

Прекрасный, древний, необыкновенно поэтичный наш язык, наше слово Божье, несмотря на всю его силу, необыкновенно наивен и беззащитен. Он как природа. Не умеет защититься, поэтому с проникновением в него новых слов просто даёт им место — слова расступаются, когда к ним в гнёздышко садят кукушонка. Слова-кукушата расталкивают птенцов и набирают вес. Что дальше — знаем.

Нам скажут: каждое новое слово, появляющееся наряду с привычным (отель вместо гостиницы), обогащает язык! Оно, мол, такое, да не такое. Оно придаёт новый оттенок. По-моему, оттенок тут единственный, смердяковский — «Ах, я прям как парижанка сёдни! А чо такова?!». Родные слова расступаются по простецкому закону физики, и если внедрить ещё десять или сто слов — так же расступятся и «обогатят» наш язык ещё на сто кукушат. И так до бесконечности, и никакого смысла в этом кукушкином богатстве нет, кроме замывания родного слова.

«Как же?! — возразят. — Вот «сэлфи», к примеру. Всем понятно, коротко и удобно! Не «самофотка» же? Да какой автопортрет?! Не смешите… »

Не смешите… Всем… Удобно… Возразить-то не можешь сразу, хотя понимаешь, что не всё, что удобно (тем более всем), — душе и делу на пользу. Это, знаете, как со штанами у дам — практично, но почему-то на свадьбу, в ответственные гости или в храм — всё-таки платье… Значит, есть разница, и в важных случаях можно удобством и пренебречь.

А так… кому-то, может, удобно и вовсе без штанов пробежать — а чо такова?

Дальше хуже. Есть иностранные слова такие же на вид, то есть по звучанию, как наши, а по смыслу абсолютно иные. Иностранное влезает в шкуру нашего привычного и старинного и меняет смысл.

В те дни в таинственных долинах,

Весной, при кликах лебединых,

Близ вод, сиявших в тишине,

Являться муза стала мне.

И после этого какой-то молодой, не знающий Пушкина лентяй и неуч, торгующий цифровыми технологиями, отменяет по всей стране Пушкина! Клик у него — это тычок на клавишку. Тык. Да скажи: «в один тык»! Что, опять «некультурно?» Видимо, не знать Пушкина — культурней. Скажи «нажатие». Да тоже как-то некрасиво, а главное, долго.

Ну если долго, то давайте тогда вытрясем из всех слов их смысловую начинку, заменим английской и так и пойдём дальше. Куда только?

Такое может быть?! И где защита?

Что не конский топ, не людская молвь,

Не труба трубача с поля слышится,

А погодушка свищет, гудит,

Свищет, гудит, заливается.

То же самое: «топ».

Вспомним, как сегодня напропалую топает этот «топ» «по всем связям» — либо верхняя позиция в некоем конкурсе, либо вообще… связано с верхней частью женского нижнего белья (раз уж про одежду…), либо с его отсутствием. Верхнее, но нижнее. Леший их разберёт…

Для меня лично самое страшное именно равнодушие и ожесточение к языку — никому не жалко наших слов! Помните, в «Рублёве» татарский хан перед атакой на храм говорит князю-предателю — мол, не жалко храма-то? Дикие слова — не жалко родного? Здесь то же самое!

Дела выразуметь невозможно

А вы знаете, что дети из сибирских некоторых школ уже хвалят английский — мол, он лучше, красивше нашего-то. И следующий шаг — отъезд за границу. А вместо беглеца — десять мигрантов.

Обычный ответ в таких случаях: в русском языке полно обрусевших голландских, английских, немецких и французских слов. Технологизмов там… Клапан, бом-брам-стеньга, капитан, пюре…

В чём разница между петровскими заимствованиями и нынешними?

1) Тотальность. В условиях нынешних средств коммуникаций новояз охватывает все слои населения. В царской России европеизации подверглась в основном дворянская среда. Многочисленное крестьянство как говорило по-русски, так и говорило.

2) Внедряемые сегодня образцы речи — это нечто большее, чем просто язык. За словом «офис» мне видится и тип жизни с её ориентирами (на личное обогащение), и идеология, и просто образ, холодный… как?.. как капитализм. Действительно другой оттенок.

3) Нынешнее движение по разрушению языка считаю частью глобального процесса по разрушению Русского мира.

Его приметы — усилия по сокращению часов русского языка и литературы, попытки исключить из школьной программы русских классиков. Попытка отменить в школах сочинение. Замена традиционно изучаемых имён на «классиков» новых, духовный и патриотический вклад которых несопоставим с классиками настоящими. Увеличение часов английского языка. Перевод необходимых для формирования полноценной личности произведений в разряд рекомендуемых. Захотим — будем изучать, захотим — нет. И всё это на фоне тотального сквернословия, от которого гудком гудят улицы городов и посёлков…

4) Ну и, в конце концов, петровские внедрения — самодурство отдельного человека, тогда как нынешнее движение — мощная система, в которой нельзя найти конкретного виновника — все друг на друга кивают. Самое страшное!

Примечательно, что и Пётр понимал всю опасность заимствований и указывал на помехи для понимания и общения, создаваемые обилием иноязычия в тексте: «В реляциях твоих употребляешь ты зело многие польские и другие иностранные слова и термины, за которыми самого дела выразуметь невозможно: того ради тебе впредь реляции свои к нам писать все российским языком, не употребляя иностранных слов и терминов» (из письма послу Рудаковскому).

Поэтому голоса «прогрессивных» лингвистов об небывалом и радующем нынешнем «обогащении» русского языка — либо лицемерие, либо диверсия. Даже в деревне знают: самый распрекрасный покос чистить надо — иначе дудка задавит, и большой водой столько наносника накидает, что хоть трактором чисти. Но это, конечно, если мы молока хотим…

Понятно, что молодым людям в костюмчиках приятней называть контору офисом, а управляющего менеджером — по молодости клюёшь на внешнее, блескучее, да и охота чего-то поколенчески-особого, что ли… Сам помню.

И помню, как в московских «культурных» кругах было принято шикануть иностранным словечком — где чтоб подчеркнуть принадлежность, где для форсу, где ещё и с оглядкой на дворянские традиции (тоже нашлись «благородные»!). А где, кстати, для отработки свала за границу. Особенно процветало это в пору околоперестроечную, когда многое родное казалось заскорузло казённым.

Именно про англицизмы — до тошноты замусоленная тема, поэтому касаюсь бочком… Кто-то из близких искал работу. На экране вылезла, скажем… доска объявлений «хэдхантер», ещё что-то подобное, ну и какие-то предложения вакансий и перечень требований к работнику с обязательными оборотцами, вроде кэш-флоу и бэкграунд. Дело известное.

Поразительно другое: что при всей претензии любителей подобного жаргона на будто бы образованность и ах-европейство — бьёт-то в глаза именно невежество: незнание иностранных языков, потому что эти слова часто не соответствуют переводу. Например, так называемый «пиар» все употребляют в значении эдакой энергичной саморекламы, а означает оно на английском «связь с общественностью».

Попугайски произнося иностранные слова, люди даже не вслушиваются в их значение, хотя даже я, крайне плохо относящийся к англосаксонству, не могу не слышать перевода — оно яркими буквами плывёт по-над тирадкой молодой библиотекарши, вещающей о «хэдлайнерах» грядущего литфестиваля. Причём посвящённого юбилею знаменитого русского писателя-почвенника!

Ценность породы

И ещё о грамотности и псевдограмотности… Когда нарочитое употребление заимствований выглядит как обычная пошлость и лицемерная попытка дурака выглядеть умнее, значительнее и, конечно же, «современнее»… В царских гимназиях, где изучались греческий, латынь, французский и немецкий языки, было правило избегать заимствований. Понимали ценность «породы» каждого языка — что нельзя мешать французский с нижегородским… А сегодня некоторым кажется очень модным кровосмешение языков — смесь в одном слове кириллицы и латиницы. Какая-нибудь группа «Успеh» с её хиtами.

Да что молодёжная группа! Дикторы на радио и центральном телевидении ставят неправильно ударения и коверкают слова. Сам слышал по радио: не Валóвая улица в Москве, а Валовáя! Или по телевизору спортивный репортаж: про сборную Гиббона…

В школе учителя часто употребляют иностранные слова, чистосердечно считая, что это современно и молодёжно. А околокультурологи позеленеют, если им предложить вместо «нарратив» сказать «повествование»… Нарратив этот подтягивают, где надо и где не надо, и если в одном случае он точен и уместен, то в девяти выглядит как бряцание эффектным словом. В общем, «нарративно-концептуальный дискурс актуально-креативных лингвистических арт-издеваций достиг опупических величин»…

Или слышал тут рекламу: «С «Вкусняшкин» вы будете сытыми!». «С бабушка мы ходили в гости!». Зашибос… Нельзя теперь склонять название фирм — правило, кажется, введённое иностранными фирмачами, которые оскорбятся, если сказать «с «Фольксвагеном» — надо с «Фольксваген». Или поветрие в русском тексте писать: «Тряслись мы на работу по Южно-Курильску на раздолбанной Toyota»… Ага. С babushka мимо «Вкусняшкин»…

А если вы правда хотите устроиться на работу (допустим в сферу культуры), то большинство предложений таковы, что вы со своей нормальной классической русской базой даже не сможете «выразуметь» признаков знакомой тебе профессии. Ну и второе (а оно требуется теперь чуть ли не от нянечки в Третьяковке): обязательное знание английского языка. То есть зарабатывание денег (то есть выживание!) в России сегодня напрямую связно со знанием иностранного языка. И как после этого не возникнет ощущение, что ты в своей стране иностранец!

В далёком от Москвы трудовом и таёжном городе средь обшарпанных пятиэтажек стоит детское учреждение Squirrel. Англичан чо-то не наблюдается, да и времена военные… А ощущение, что изобретатель названия «белочку» схватил есть!

Или в небольшом самолёте, связывающем бескрайние просторы Северо-Востока (средь чахлых лиственниц посёлки с кочегарками и вездеходами) — обязательно ещё и на английском языке объявления, чтоб ремни пристегнули. Для кого? Для тунгусов, видимо? Свой-то язык позабыли — пора на английский переходить… Нет, понятно, что англо-инструкция по ремням безопасности перед вылетом из Усть-Соболюйска — это международные авиаправила. Но звучит она как издевательство и красноречиво дополняет и даже подчёркивает общую картину.

Современный язык — смешанный, цифрово-технологичный, СМИшный, коммерческий, масскультурный, жаргонный — по сути, абсолютно безродный и для людей с корнями — как сорняк на брошенном поле… Так и существуем в двух мирах — сорняки и исчезающие благородные растения, нуждающиеся в удобрённой почве… Благородные не в смысле «голубых соплей» и «белых перьев», а в смысле корневой системы — и глубинной, и ранимой…

Да — бесспорно. Чтобы быть добрым и храбрым — не обязательно Пушкина читать — мужик-труженик и так русский, без Толстого… Да и память генная сильна, а в простых семьях национальное передаётся через быт… Я знаю множество мужиков, не читавших Достоевского, но которые отзывчивей и бесстрашней меня. Но из всего этого не следует, что русское слово и русская литература не нуждаются в защите! Сохранение языка — это национальная безопасность! Почему же тем, кто решает судьбы, лебяжьего клика не жалко?!

Недавно принят закон о русском языке, и это большой сдвиг. Правда, касается он важной, но более косметической, что ли, стороны дела — вывесок на магазинах и прочего.

Главное же ещё предстоит сделать: а это бессонная государственная работа с населением и в первую очередь с детьми по привитию культуры русской речи, обращения с языком. Знание языка, восхищение его красотой, многовековое его чувство — чтоб молодой человек в жизнь вышел влюблённым в него и защиту родного слова почёл за честь. Учитывая особенности нынешних коммуникаций, это не так и сложно.

А чо такова?

Михаил Тарковский