Евгений Аркадьевич, вопрос, который, наверное, Вам задают все журналисты. Насколько хватит нефти, которая сейчас есть в России?

Евгений Киселев: До бесконечности. Этим вопросом задаются уже лет сто пятьдесят. Насколько нам хватит угля? Насколько нам хватит меди? Индустриализация в Америке, поглощение огромного количества стали, цветных металлов для электроники, тяжелой промышленности. Это спекулятивный вопрос. За это время чудесным образом уменьшилось содержание золота, извлекаемого из недр, в сто раз. Раньше не смотрели даже и близко на запасы с содержанием меньше десяти грамм на тонну, а сейчас спокойненько работаем на содержаниях одна десятая грамм на тонну по золоту. То же самое по меди происходит. То же самое происходит по нефти и газу. Человечество развивается, качество месторождений ухудшается. Раньше человек работал с самородками золота, сейчас нет. Но не было ни одного года, когда бы Роснедра не рапортовало стране, что прирост запасов по нефти и газу больше, чем объемы добычи. При текущем уровне развития технологий извлекаемых запасов нефти хватит на 58 лет. Рентабельных из них, в соответствии с данными инвентаризации запасов, хватит на 19 лет. Но это условные, индикативные показатели. С развитием технологий этот рубеж будет постоянно отодвигаться.

А как обстоит дело с газом?

Евгений Киселев: Здесь мы не видим больших проблем. Сейчас повышается коэффициент извлечения газа, мы уходим на большие глубины, на стратиграфические уровни, где сложнее работать. Истощаются ресурсы в традиционных регионах газодобычи, и мы двигаемся на север Арктики, Восточной Сибири, Ямала, где создается новая транспортная и добывающая инфраструктура. Запасы газа при любых сценариях развития экономики обеспечат нас более чем на 60 лет.

Чему сейчас уделяется больше внимания: поиску новых месторождений или доразведке старых запасов?

Евгений Киселев: Сейчас мы занимаемся преимущественно раскруткой старых нефтегазоносных провинций, месторождений, уточняя их запасы, повышая коэффициент извлечения нефти, газа. Это мировая тенденция. Мы здесь не являемся ни изгоями, ни изобретателями. В условиях кризиса и низких цен на сырье это абсолютно правильная позиция. Потому что огромные средства уже вложены в инфраструктуру этих провинций. Но при этом мы растем из года в год по средствам, которые направляются на поиски новых месторождений. Главным образом, на севере России - Арктическая зона, восток Якутии, дальневосточные моря, арктические моря. И здесь за последнее время у нас есть значительные открытия. В том числе, в прошлом году уникальное газовое месторождение имени маршала Жукова. Запасы 800 млрд кубометров газа. Также из новых открытий - месторождение имени маршала Рокоссовского, запасы которого составляют 514 миллиардов кубических метров природного газа. Оба на шельфе Карского моря. По нефти открыто Западно-Иркинское месторождение в Красноярском крае - запасы 511 миллионов тонн. К этому открытию мы шли целенаправленно, поставив еще в 2012 году задачу исследовать именно эту нефтегазоносную провинцию. И мы полагаем, что открытия на этом участке еще не закончились. К сожалению, мы не открываем такие участки ежегодно, но каждый год чем-то впечатляет.

Это трудноизвлекаемые запасы?

Евгений Киселев: Трудноизвлекаемые с точки зрения отдельных характеристик. Но сейчас не осталось легких запасов. Они были на Каспии раньше, когда нефть можно было найти, просто воткнув палку в песок. Такие запасы собирали греки и жгли корабли варягов, но они давным-давно закончились.

Вы упомянули Восточную Сибирь. Некоторое время назад считалось, что она нам заменит Западную Сибирь. Сейчас оптимизм несколько спал. Возможны ли там какие-то серьезные открытия?

Евгений Киселев: Мы только начали по-настоящему прощупывать Восточную Сибирь. Пока только в юго-западной части, где проходит газопровод "Сила Сибири", но даже там территория не до конца изучена. Очень много вопросов возникает. Мы не до конца понимаем генезис образования месторождений, условия залегания и некоторые другие аспекты геологии месторождений УВС этого региона. Но уже произошло самое главное. По Восточной Сибири прошли трассы нефте- и газопроводов, появилась инфраструктура. Вслед за инфраструктурой начнется более подробное исследование этих территорий. Это даст обширный материал для изучения и анализа. Думаю, нас здесь ждут очень большие открытия, особенно в северной части Восточной Сибири.

Но и Западно-Сибирская провинция не до конца исследована. Сколько ее ни изучай, все равно останутся белые пятна, прояснить которые получится, когда появится новый инструментарий. Например, Баженовская свита со своими то ли 15 миллиардами, то ли 18 миллиардами тонн нефти по разным оценкам.

Либерализация доступа к Арктическому шельфу может ускорить процесс его освоения?

Евгений Киселев: В увеличении количества заинтересованных и квалифицированных недропользователей в любом случае ничего плохого нет. В этом плане те инициативы, которые сейчас реализуются, мне понятны. Они поддерживаются большинством специалистов. Но определяющим фактором для скорости вовлечения в промышленную разработку месторождений в арктических морях являются цены на нефть и газ, а также технологии. Чудес не произойдет в ближайшее время. Все-таки месторождение - это категория экономическая, а не геологическая. Геологические запасы есть. Открытия гарантированы. Особенно в Восточном секторе. Но технические возможности и экономика не позволяют говорить о том, что в ближайшее время они будут фактором роста и надежным фундаментом для развития нефтегазовой отрасли.

А какая цена нефти сейчас нужна для освоения морских месторождений Арктики?

Евгений Киселев: Если проанализировать ситуацию, пик активности по лицензированию и по выполнению работ приходился на период, когда цена нефти была 110-120 долларов за баррель. Подтверждаю эту цену.

Даже несмотря на развитие технологий?

Евгений Киселев: А где они? Ничего не поменялось в области технологий придонной добычи. Арктика - не Мексиканский залив. Да и в Мексиканском заливе имеются огромные проблемы со скважинами, которые "сифонят" углеводородным сырьем. Их десятки и сотни. Мы же не хотим такое же получить в Арктике. В Арктике на морском дне отпечатки "зубов" многочисленных айсбергов. Такая громада, которая весит сотни тысяч тонн, пройдется по обвязке нефтегазовой скважины, что произойдет? К таким проблемам мы очень серьезно относимся. И компании тоже очень серьезно относятся. И соизмеряют свои технические возможности и желания. Даже сейчас можно было бы зацепиться за хорошую структуру, за хорошее месторождение и начать добычу. Только как обеспечить безопасность? Сколько для этого нужно вложить денег?

Вы рассказали про открытия в Карском море на Арктическом шельфе. Это его западная часть, а происходит ли геологоразведка в его восточной части?

Евгений Киселев: Пока в незначительных объемах. Возможность промышленного освоения месторождений, расположенных в западном секторе Арктики, в силу ледовой обстановки значительно проще, чем в восточном секторе. В Восточный сектор невозможно зайти по технологическим причинам. У нас нет технологий, которые бы гарантированно обеспечивали безопасность промышленной эксплуатации нефтегазовых месторождений в этой зоне. При этом здесь сосредоточены большие запасы как нефти, так и газа. По оценкам "ВНИИОкеанология", геологические запасы акваторий восточного сектора Арктики составляют 43,7 млрд тонн условного топлива, а извлекаемые - 8,8 млрд тонн.

Сейчас много споров о том, нужно ли к Арктике относить Охотское море. Вы как считаете?

Евгений Киселев: По климатическим условиям, конечно, нужно, они практически ничем не отличаются. Если кто-то возражает против того, что Магадан - это не север, и Охотское море не север, я предложил бы ему пожить там. Как человек, прошедший районы, приравненные к Северу в Советском Союзе, могу ответственно сказать: ребята, возражаете - приезжайте и поживите.

Какими ресурсами богаты недра России, которые по своей значимости и важности могут в будущем потеснить нефть, уголь и газ?

Евгений Киселев: Дам неожиданный ответ: все определяется тем, победит ли Грета Тунберг, или нет. Если она победит, то основным ресурсом, которым будет пользоваться человечество, станет кремний. Русская платформа, русская равнина богата осадочными породами, содержащими огромное количество кремния. Деревянный молоток с кремниевыми насадками будет символом этой эпохи.

В каждом времени был свой символ в области минеральных ресурсов. Тот же самый кремний. Потом олово и медь, железо, сопряженное с углем, который был необходим для того, чтобы железо плавить. Потом цветные металлы, необходимые для электроники. Я думаю, что нефть и газ не потеряют свою значимость еще долгое время.

Сколько лет им осталось, по вашему прогнозу?

Евгений Киселев: По крайней мере, лет 30-40 их заменить не получится. Альтернативой им в энергетике, наверное, сможет стать что-то, связанное с созданием систем хранения и накапливания энергии с наименьшими потерями на основе редких и редкоземельных металлов. Мы в этом отношении чрезвычайно богаты ресурсами. По качеству, конечно, наши месторождения не сравнятся с китайскими. Но запасов у нас предостаточно. Например, сейчас все больше востребован литий для создания аккумуляторных батарей, его в России много, но у нас он почти не добывается.

Растут ли объемы поддержки геологоразведочных работ со стороны государства или сейчас это больше дело коммерческих компаний?

Евгений Киселев: Последние годы структура затрат на геологоразведочные работы постоянно меняется в сторону увеличения доли частного капитала. Доля государства остается стабильной, даже имея тенденцию к снижению, что, в принципе, не оправданно. В 2020 году бюджетное финансирование геологоразведки твердых полезных ископаемых составило 4,9 млрд рублей. На 2021 год планируется выделить 4,7 млрд рублей. Для углеводородного сырья в 2020 году было отпущено 13,4 млрд рублей, а в 2021-м - 11,86 млрд рублей. Конечно, хотелось бы серьезно увеличить объем государственных вложений, особенно для ранней стадии геологических работ. Мы сейчас выдаем лицензий в три-четыре раза больше, чем выдавали до введения заявительного принципа (лицензию получает первая компания, подавшая документы). Этот способ пользуется спросом. Многие компании, в том числе малые и средние, пошли в этот бизнес, пытаются найти хотя бы небольшие месторождения, и приступить к добыче, главным образом, золота. Но для того, чтобы повысить открываемость таких месторождений, мы предполагаем реализацию серьезного комплекса государственных работ, который позволил бы снизить риски таких компаний. Все-таки наша геослужба располагает большим количеством квалифицированных специалистов, которые в ряде случаев имеют более высокую квалификацию, чем те, кто работает в этих компаниях.

К сожалению, привлечение денег в проект - половина дела. Само по себе увеличение финансирования не даст никакого результата. Кризис открываемости месторождений в мире никто не отменял. Текущая статистика открытия месторождений класса медиум и выше - один к ста. То есть открываются они только по одному проекту из ста. В России - по одному проекту из тридцати. Я бы хотел, чтобы мы, по крайней мере, сохранили эту тенденцию "один к тридцати". А лучше всего подняли бы этот показатель в нужную и лучшую для нас сторону.

А сколько в среднем работа Роснедр приносит в бюджет? Я имею в виду платежи за право пользования недрами?

Евгений Киселев: В последние годы этот уровень определяется цифрой сорок-пятьдесят миллиардов рублей. Хотя в отдельные годы до 120 миллиардов доходило. Мы никогда не давали стране меньше, чем тратили. Нас пытаются мерить: вот Роснедра принесли стране в бюджет на платежах по аукционным конкурсам сорок миллиардов рублей, а потратили 27 миллиардов рублей. Кто сказал, что мерило успешности Роснедр - платежи, собранные от конкурсов и аукционов? Это цена прошлых открытий. А сколько мы НДПИ (налог на добычу полезных ископаемых) дали стране? В НДПИ определенная доля наших затрат. Мерило эффективности работы геологов России определяется успешностью добывающей отрасли и стабильностью ее работы. Она стабильна. Даже ковид нам не очень помешал. Как говорится, мы стабильно даем стране угля. Но не только угля, а еще нефти, газа, золота, меди, железной руды и прочего.

Нужно как-то усиливать ответственность компаний за невыполнение объемов работ, которые они обязаны сделать в соответствии с лицензией?

Евгений Киселев: Я вас удивлю. Все обязательства выполняются. Просто в полном соответствии с законом о недрах перенесен ряд сроков исполнения обязательств. Мы поступаем так достаточно часто, руководствуясь при этом логикой здравого смысла. Никому не интересно, чтобы в стране горело на поверхности 50 миллионов тонн угля. И мы идем, якобы, на поводу у угольных компаний, ограничиваем добычу или приостанавливаем действие лицензий, потому что нет сбыта, нет пропускных способностей железных дорог. Какой смысл напрягать компании и заставлять их бурить скважины в условиях, при которых дальнейшая эксплуатация невозможна? Мы просто искусственно будем создавать условия для банкротства компаний. Зачем принуждать их вкладывать деньги в те мероприятия, которые в ближайшей перспективе не дадут отдачи. Здесь, безусловно, должен быть какой-то здравый расчет. А в условиях санкций это было главным мотивом, компании были лишены технико-технологической возможности исполнять свои обязательства. Разумеется, мы это учли. Прошлый год вообще прошел под знаком пандемии и, естественно, были приостановлены драконовские санкции по отношению к исполнению обязательств, в том числе, лицензионных.

Поздравление с Днем геолога

Во времена СССР геология ассоциировалась с романтикой, дикими местами, красивой природой, приключениями. Сейчас все изменилось. И наверное, теперь не самое лучшее время для геологии. В мире властвует "зеленая" повестка, говорят, что нефть, газ и уголь скоро станут никому не нужны. Так ли это? Потеряла ли геология свое прежнее значение?

Евгений Киселев: Начнем с провокационной части вашего вопроса относительно истощения смысла жизни геолога. Это не так. Просто изменилось ее содержание. Кто-то, наверное, очень переживал, что кончились времена Пржевальского, Чихачева и прочих ребят, которые бороздили необъятные просторы тогда еще Российской империи. Я, в свою очередь, переживаю о том времени, когда мы уезжали на полевые работы на пять-шесть месяцев. Я тогда практически дома не бывал. Сейчас жизнь немножко другая стала. Может быть, лет через двадцать-тридцать геологи, сидящие постоянно в кабинете, не будут вообще иметь счастливую возможность выбраться в поле. При этом романтика исследования чего-то осталась и сохранится в дальнейшем.

Относительно "зеленой" повестки - она всегда была, есть и будет. Просто трансформируется так же, как и геология со временем. Достаточно вспомнить Париж или Лондон, задыхающиеся от миазмов фекалий. Это тоже была экологическая проблема, на тот момент самая важная. Сейчас серьезная "зеленая" повестка не предполагает исключения из нашей жизни ни нефти, ни газа. Это просто невозможно. Мы окружены продуктами нефте- и газопереработки. Я считаю, что геология, как профессия, имеет огромное и бесконечное будущее. Геология - это не ремесло. Горное дело еще можно назвать ремеслом. Геолог - это творческая специальность, а геология - творческая отрасль. В ряде случаев, в том числе при открытии месторождений опираются не на знания, а в том числе, на чуйку, предчувствие открытия или истины.

Чтобы вы пожелаете геологам в преддверии их профессионального праздника (4 апреля - День Геолога)?

Евгений Киселев: С огромным удовольствием всех геологов поздравляю с наступающим Днем геолога. Желаю удачи, фарта, вкуса к жизни и к своей работе.

О взаимодействии Роснедр с научными организациями

Как сейчас строится работа Роснедр? Есть ли какое-то разделение на научную часть и административную?

Евгений Киселев: Любое из наших учреждений, даже самое забюрократизированное, имеет научное, научно-прикладное значение. И характеристика той работы, которой занимаются эти учреждения, прежде всего, связана со словами - наука, творчество, поиск. В структуре Роснедр действуют подведомственные научно-исследовательские институты. Например, Всероссийский геологический институт (ВСЕГЕИ) является лидером в изотопной геологии, геохронологии, геологического картографирования. Он держит кафедру в Санкт-Петербургском областном университете. Ребята с этой кафедры разбегаются по отрасли, в институте работают иностранные студенты, преподаватели, специалисты. Сформирован филиал ВНИГНИ в Апрелевке. Мы надеемся, что он станет таким же центром, причем коллективного пользования, в котором соберутся опыт и усилия Академии наук, вузов, коммерческих компаний и наших учреждений. В нем соединены и первичный исходный материал, и хорошая приборная база, знания и опыт наших специалистов. Таких центров достаточно много.