Сорок лет назад Центральное разведывательное управление США получило колоссальный, невиданный доселе удар, в результате которого потеряло всю сеть своих агентов в Советском Союзе – 13 июня 1985 года сотрудник ЦРУ Олдрич Эймс, предложивший свои услуги КГБ СССР, передал Москве сведения о тех, кто работал на американцев. Об этом РИА Новости рассказал историк спецслужб, эксперт Национального центра исторической памяти при президенте РФ Олег Матвеев.

"Ровно 40 лет назад, в четверг 13 июня 1985 года, на Центральное разведывательное управление США в одночасье обрушилась "катастрофа, сопряженная с предательством", и как следствие ее – наступившая временная "клиническая смерть" американской спецслужбы. Вот как можно образно описать ситуацию, когда одна из самых мощных разведывательных служб мира за полчаса теряет всю свою сеть агентов в стране главного противника, СССР", – рассказал Матвеев.

По словам Матвеева, эта сеть состояла в основном из высокопоставленных сотрудников КГБ и ГРУ, и ее создание потребовало многих лет кропотливой работы.

"И произошло это эпохальное событие, которое без преувеличения можно назвать "черным четвергом" или Перл-Харбором ЦРУ США, не где-то далеко за пределами Американского континента, а в самом центре Вашингтона в ресторане "Чадвикс". "Ценой же вопроса" стала символическая, по меркам масштаба ущерба, нанесенного национальной безопасности США, сумма в 50 тысяч долларов. ", – отметил Матвеев.

А вот для КГБ СССР число 13 стало поистине счастливым ведь такие удачи в мире спецслужб случаются не чаще, чем раз в столетие, отметил эксперт.

"В этот исторический день во время встречи на ланче в вышеуказанном ресторане на набережной реки Потомак Олдрич Хейзен "Рик" Эймс, возглавлявший в ту пору советский отдел управления внешней контрразведки ЦРУ США, передал своему, можно сказать, "коллеге" – сотруднику внешней контрразведки посольской резидентуры Первого главного управления (ПГУ, внешняя разведка) КГБ СССР в Вашингтоне Виктору Черкашину информацию об известных ему агентах американской разведки в советских спецслужбах, а также в Институте США и Канады АН СССР", – добавил собеседник агентства.

Матвеев привел выдержки из воспоминаний полковника Черкашина, отвечавшего за безопасность советского посольства в Вашингтоне.

"Тринадцатого июня 1985 года нам выпал один-единственный счастливый лотерейный билет из миллиона. Именно такова вероятность "попадания" в человека, который имеет доступ к интересующей разведку информации и при этом еще желание ее нам передавать, а также, что не менее важно, возможности по установлению контакта и поддержке связи с сотрудниками резидентуры. Честно говоря, учитывая чрезвычайную важность сведений, которыми располагал Эймс, соотношение "один к миллиону" было явно завышенным. В правдоподобность случившегося было трудно поверить. Одна короткая встреча кардинально изменила ситуацию в противоборстве спецслужб США-СССР".

"Ученый" из Лэнгли

Для полного понимания сути и масштаба произошедшего события необходимо окунуться в его краткую предысторию, подчеркнул Матвеев.

"Олдрич Эймс попал в поле зрения резидентуры КГБ в Вашингтоне весной 1985 года, когда он, представившись "ученым по проблемам советско-американских отношений", неким Риком Уэллсом, якобы вхожим в госдепартамент США, установил контакт с пресс-атташе посольства СССР. Завершая командировку в США, пресс-атташе, после ряда встреч с Уэллсом, передал этот контакт другому дипломату – эксперту по проблеме разоружения. В дальнейшем "ученый", которого служба безопасности нашего посольства изначально подозревала в принадлежности к ЦРУ, стал регулярно встречаться с советским специалистом. При этом сотрудники резидентуры держали руку на пульсе этих контактов, дабы защитить советского дипломата от возможного вербовочного подхода американца", – сказал историк.

В свою очередь, встречи Эймса с советскими дипломатами, которые фиксировались "наружкой" ФБР, не вызывали подозрений, поскольку, будучи начальником советского отдела управления внешней контрразведки ЦРУ, он, в рамках своих функциональных задач, имел полное право проводить изучение советских посольских служащих на предмет их возможной вербовки, о чем он информировал свое руководство.

"В один из дней апреля 1985 года, после неявки советского дипломата на обусловленную встречу в городе, Уэллс неожиданно лично заявился в посольство, попросил вызвать знакомого дипломата, и как только он спустился к гостю, молча передал ему конверт, на котором в качестве адресата был указан резидент КГБ в Вашингтоне Станислав Андросов", – добавил Матвеев.

С содержанием конверта резидент поспешил ознакомить своего заместителя по внешней контрразведке Виктора Черкашина.

"Содержание записки было необычным. Автор представлялся сотрудником американской разведки. За вознаграждение в 50 000 долларов он предлагал передать нам информацию об операциях ЦРУ против Советского Союза. Он готов встретиться с представителем советской разведки для обсуждения условий сделки. С тем чтобы убедить нас в своей искренности, в конверт были вложены копии нескольких документов",– вспоминал Черкашин в своей автобиографической книге.

В резидентуре не сразу поверили в искренность предложений инициативника, заподозрив провокацию ФБР или ЦРУ, каковых в то время было немало, но от дальнейших контактов с ним не отказались, получив на это санкцию центра, отметил Матвеев.

Вскоре американца под предлогом продолжения общения с экспертом по разоружению вновь пригласили в посольство, где в течение нескольких минут в специальном защищенном помещении Черкашину удалось побеседовать с ним один на один. Гостю сообщили о готовности принять его предложение о конфиденциальном сотрудничестве, возможности выплаты запрашиваемой суммы, а также обговорили условия связи через встречи в городе в кампании с тем же самым экспертом.

"С этого момента Черкашин стал присутствовать на встречах Уэллса с экспертом, что для наблюдателей из ФБР выглядело вполне естественно, и расценивалось как абсолютно профессиональные действия сотрудников безопасности посольства по ограждению советского дипломата от возможного вербовочного подхода. Самого дипломата, не имевшего никакого отношения к спецслужбам, резидентура КГБ по оперативным соображениям не сочла нужным посвящать в свои "тайные игры" и использовала "втемную", – добавил собеседник агентства.

К этому времени, благодаря полученным от американца документам, удалось выявить двух офицеров вашингтонской резидентуры ПГУ КГБ, являвшихся агентами ФБР и ЦРУ США. Один из них, Сергей Моторин, работавший на линии политической разведки, уже вернулся в Советский Союз по окончании командировки.

"А вот второй, Валерий Мартынов, оперативный сотрудник научно-технической разведки, еще находился в посольстве и на несколько ближайших месяцев превратился в "головную боль" для руководства резидентуры... Таким образом был открыт счет жертв советского суперагента в ЦРУ", – сказал Матвеев.

Наконец, 13 июня 1985-го состоялась та самая судьбоносная встреча в ресторане "Чадвикс", обнулившая список американских агентов в советских спецслужбах.

"Я вспомнил мою третью встречу с Уэллсом – момент, когда советская разведка наткнулась на "золотую жилу", момент, когда мы стали наступать, а ЦРУ – защищаться, момент, когда я почувствовал – впервые, – что ко мне наконец пришла удача. Я подумал, что судьба в конце концов наградила меня за дни и ночи тяжелой работы на протяжении более тридцати лет моей оперативной карьеры… Эта третья встреча с Уэллсом 13 июня 1985 года нанесла американской разведке удар, которого она не получала ни от какой другой операции советской разведки против нее", – вспоминал Черкашин.

"В момент, когда американский и советский разведчики ненадолго остались одни, Черкашин сообщил Уэллсу о том, что знает его настоящую фамилию (в резидентуре ее вычислили по имевшемуся телефонному справочнику ЦРУ). Собеседник, смутившись, подтвердил догадку резидентуры", – сказал Матвеев.

Далее Эймс рассказал о своих материальных проблемах. Однако, как оказалось, деньги были не единственной побудительной причиной для того, чтобы пойти на сотрудничество с КГБ.

"Находясь в самом сердце ЦРУ, он пришел к выводу, что спецслужба сознательно завышает возможности и угрозу СССР для увеличения своих финансовых ассигнований от конгресса. Он понимал, что Советский Союз обладает достаточно ограниченным потенциалом для реализации заявленных во всеуслышание угроз. ЦРУ же, по его мнению, умышленно дезинформировало руководство Соединенных Штатов ради бюджета и демонстрации своей необходимости", – отметил Матвеев.

Наступил кульминационный момент беседы.

Когда речь зашла о собственной безопасности Эймса, он обронил фразу, что в системе КГБ много американских агентов, которые могут узнать о его работе на СССР и сообщить об этом спецслужбам США. На это Черкашин ответил, что для защиты нужно точно знать, от кого конкретно его необходимо обезопасить.

"С этого началась новая страница в истории агента Эймса. Он немного подумал, затем вырвал из блокнота лист бумаги и на нем начал что-то писать. Кончив, он протянул лист мне. Я взглянул и похолодел. Листок бумаги содержал больше информации об активности разведывательных усилий США, чем когда-либо было в каком бы то ни было донесении резидентуры в Центр. По сути, это был список практически всей агентуры ЦРУ на территории СССР. Эймс ничего не сказал относительно того, что делать с лицами, которых он перечислил. "Постарайтесь, чтобы эти люди ничего обо мне не узнали", – попросил он", – писал Черкашин.

В процессе сотрудничества Эймс также раскрыл ряд советских граждан, инициативно вышедших на ЦРУ с предложением своих услуг, и которые были отклонены из-за подозрений, что они являются "подставами", а также информировал о нескольких крупных операциях американцев по установке техники прослушивания возле секретных объектов на территории СССР.

"Однако у успеха была и другая сторона – это осознание масштаба предательства среди собственных коллег по внешней и военной разведке. Все эти агенты были завербованы американцами во время зарубежных командировок либо на компрометирующей основе, либо сами предложили свои услуги ради денег или удовлетворения собственного эго", – отметил Матвеев.

Черкашин писал, что на душе у него "скребли кошки" – переданная Эймсом информация показывала, насколько прогнившей была разведывательная система СССР.

"Я был лично знаком со многими людьми в списке Эймса. Я общался и работал с ними… Позже одного из этих людей я посадил в самолет, вылетающий в Москву (Валерия Мартынова – ред.). Да, я выполнял свой служебный долг, но моральная сторона происходящего сдавливала сердце", – описывал свое тогдашнее состояние Черкашин.

Непростая ликвидация агентурной сети

По словам Матвеева, для очень узкого круга лиц из руководства КГБ, знавшего об "убийственной" информации Эймса, со всей остротой стал вопрос: как теперь с этим жить и что с этим делать?

"Было принято решение в короткий срок ликвидировать всю сеть американской агентуры. Однако эта задача представлялась очень непростой", – сказал историк.

Во-первых, нужно было максимально обезопасить своего суперагента в Вашингтоне, дабы своими действиями не бросить на него тень подозрений в предательстве со стороны ФБР и ЦРУ. Поэтому разоблачения некоторых шпионов решено было сопроводить операциями прикрытия, добавил собеседник агентства.

"Во-вторых, контрразведка КГБ в лице Второго Главного управления, на плечи которой, собственно, и легла основная задача по разработке американской агентурной сети, должна была добывать весомые уликовые материалы на каждого шпиона, прекрасно отдавая себе отчет в том, что предоставленную неизвестным ей источником информацию можно использовать только в оперативном плане. Ни в процессуальных материалах следствия, ни в суде она не могла фигурировать ни при каких обстоятельствах", – подчеркнул Матвеев.

"Обезличенную информацию Эймса я получил от руководства в конверте с пометкой "только лично" и грифом "особой важности. Текст письма на 4/5 был написан исполнителем от руки, и только пятую часть печатала машинистка. За уточнениями я ездил в ПГУ в Ясенево и встречался с первыми лицами из руководства внешней разведки", – вспоминает вице-президент Ассоциации ветеранов контрразведки "Веткон", полковник в отставке Сергей Терехов, принимавший непосредственное участие в реализации материалов суперисточника в ЦРУ при разоблачении Сергея Воронцова – американского агента-инициативника в Москве из числа сотрудников КГБ.

Ситуация осложнялась еще и тем, что некоторые из американских агентов по возвращении на родину наотрез отказывались от продолжения конспиративной связи с ЦРУ на территории СССР, прекрасно зная методы работы контрразведки КГБ, и боясь скорого разоблачения и осуждения по "расстрельной" статье, добавил Матвеев.

"Эти события, характеризующиеся масштабным разоблачением шпионской деятельности с обеих противоборствующих сторон, получили в разведывательном сообществе и журналистской среде название "года шпионов"... Ну а 13 июня вполне можно учредить "Международным днем шпионов", поскольку только на роковой записке Эймса злоключения "черного четверга" для ЦРУ не закончились", – отметил Матвеев.

В это же самое время, только в Москве, сотрудники "американского отдела" Второго главка КГБ поставили эффектную точку в оперативной комбинации с посольской резидентурой ЦРУ, задержав в районе Кастанаевской улицы разведчика Пола Стомбауха, работавшего под прикрытием должности второго секретаря политического отдела посольства США в Москве, и пришедшего на личную встречу со своим агентом под псевдонимом "Сфера" – ведущим инженером-конструктором оборонного НИИ Радиостроения Адольфом Толкачевым.

"К этому времени разоблаченный контрразведкой КГБ Толкачев, снабжавший американцев сверхсекретной информацией в течение шести лет и нанесший колоссальный ущерб обороноспособности страны, уже четыре дня как пребывал в СИЗО "Лефортово" и давал показания. А роль инженера-предателя на встрече прекрасно сыграл загримированный под него сотрудник КГБ. Молниеносность операции не позволила американцу избавиться от предназначенных для ценного агента шпионских атрибутов и денег в сумме 100 тысяч рублей, находившихся аж в двух хозяйственных сумках", – отметил Матвеев.

Таким образом, именно 13 июня 1985 года в ЦРУ пришли к четкому пониманию, что их суперагент в Москве потерян для них навсегда. А провалившийся в этот злополучный для американцев день разведчик-дипломат в течение 48 часов был выслан из СССР как персона нон грата, добавил эксперт.