Не плакать, не смеяться, не ненавидеть – а понимать.

Б. Спиноза.

Уважаемый читатель! Наверняка тебя уже тошнит от заголовков, пестрящих «классовостью» и текстов оперирующих в 21 веке категориями из века 19. Однако автор этих строк, пребывая в эти дни в Казахстане, убедился, что хоронить их откровенно рано. Поскольку постсоветское пространство проходит одно потрясение за другим, его жители склонны сравнивать происходящее в своих странах с соседними, а подчас и прямо переносить, игнорируя контекст и социальные различия. Автор постарается изложить более или менее общую картину событий, которая явно будет отличаться и от идеализирующих происходящее «людей с красивыми лицами», и от державных пропагандистов, требующих «высечь холопов», и от совсем уже сомнительных лиц (вроде «анархистов», выступающих против всех государств на свете, кроме своего собственного), готовых поддерживать любых «народных борцов с диктатурой», не разбираясь ни в целях, ни в методах, ни в лозунгах. Статья пишется во второй половине 08.01.2022.

Часть первая. Почему Казахстан – не Украина, не Беларусь, не Россия и даже не Кыргызстан?

Прежде всего необходимо разобраться с параллелями, будоражащими умы постсоветского обывателя (остающегося обывателем, даже если он называет себя коммунистом).

«Либеральные майданы»

От «Майдана» происходящее отличается, во-первых, слабой заинтересованностью любых империалистических государств в успехе протеста. Большая часть сырья в нашей стране добывается транснациональными корпорациями и компаниями из США, России, Китая, Италии и пр. Тут уж уместнее вспомнить восстание боксёров в Китае и «сборную импералиастических держав». Во-вторых, раскол элит начал откровенно проявляться лишь в кадровых перестановках и аресте Карима Масимова (к слову, крайне непопулярного). В-третьих – это крайне важно – ни одна политическая сила в течение нескольких дней (за исключением политических эмигрантов) не пыталась «возглавить» протест, более того – их практически не видно. В-четвёртых, пока что протесты не носят националистического и хоть сколько-нибудь ксенофобского характера. Сохраняющийся межнациональный мир – один из главных признаков в целом здорового характера протестов. Они направлены внутрь страны, это требование не столько смены первых лиц и внешний ориентации страны, сколько коренных изменений в социальной, политической и экономической сферах жизни. Призрак «буржуазного переворота», мерцающий в разных осколках Советского союза, здесь рассеивается.

В дополнение ко всему сказанному, от Беларуси протест отличается тем, что практически не связан с выборами и не имеет лидеров, претендующих на легитимную власть. Поразительно, но в мирных протестах (о вооружённом противостоянии необходимо сказать отдельно) автор практически не встретил требований смены власти, а по сообщениям газеты «Орда», в том самом Жанаозене рабочие требуют отставки всех чиновников, кроме Токаева. Более того, на ряде предприятий вспыхнули именно экономические забастовки с требованиями повышения заработных плат и улучшения условий труда. Несмотря на то, что объективные условия для социального взрыва зрели давно, сам он произошёл стремительно, стихийно и внезапно – в отличие от плавно подходившей в период выборов к нему Беларуси.

«Великодержавные держиморды», «семья» и Токаев

Наконец – и это то, что практически все зарубежные комментаторы очень слабо понимают – Токаев имел и отчасти сохраняет образ «реформатора», с началом его президентства действительно начинались подвижки в либерализации, в стране ощущалось начало перемен, и их промедление, как это часто бывало в истории, вызвало возмущение. Риторика российских охранителей создаёт впечатление, будто бы ни о каких переменах в Казахстане речи со стороны власти больше не идёт, но это явно не так. Токаев даже в момент начала стрельбы в Алмате обещал предоставить план «политической трансформации» страны, а вскоре дал и дату, к которой представит программу и кандидатуру премьер-министра: 11 января в Мажилисе (нижняя палата парламента). Так хорошо знакомая россиянам затхлость и упорнейшее сопротивление любым переменам не разделяются казахстанским правящим классом хотя бы на уровне заявлений, и окончательно что-то можно будет сказать лишь по конкретным проектам реформ и их реализации. Более того, именно старая, «назарбаевская» часть правящего класса ассоциируется с реакционностью и тормозом изменений, любое упоминание Назарбаева и его семьи (как в обыденном, так  и в «ельцинском» смысле) воспринимается крайне негативно, аресту Масимова откровенно радуются (хоть и опасаются, что бывшего главного «чекиста» могут сделать всего лишь козлом отпущения).  В конце концов, ни Путин, ни Лукашенко не доходили до благодарности (!) гражданам (в том числе и «трудовым коллективам»), «обеспечившим мирный характер протеста». Автор не уверен, дошёл ли до зарубежной публики полный текст обращения президента от 07.01.2022, где были сказаны эти слова, его текст будет приложен после основной статьи. К вопросу о реальном разделении протеста мы вернёмся позже, однако российские комментаторы и тут сваливают всё в кучу.

По совокупности этих причин лично Токаев находится в поистине уникальном положении: на фоне массовых вспышек недовольства, практически в отсутствие подготовки в виде «культа личности» он всё ещё сохраняет некоторое уважение  со стороны своих граждан, которое серьёзно подтачивает ввод войск ОДКБ. При этом, впрочем, автор (житель Центрального Казахстана) встречал по большей части противоречивые мнения на этот счёт и очень многое зависит от того, как будут вести себя введённые войска. В любом случае, чем быстрее в их присутствии перестанет быть нужда и они вернутся, тем будет лучше.

Общее тесто, разные блюда

Единственная страна, события в которой действительно имеют серьёзное сходство с нашими – это Кыргызстан. Но о ней в силу – будем откровенны – европоцентричности многих обозревателей сейчас очень мало вспоминают. Между тем, именно в событиях 2020 года в Кыргызстане лежит понимание социальной, даже классовой сущности протеста. За более подробным объяснением автор отсылает к тексту кыргызстанских товарищей из «Кыргсоца» под названием «18 брюмера Садыра Жапарова» и лично взятое им интервью на канале «Маленькой Красной Панды» (в силу целого ряда обстоятельств, единственному), здесь же будет изложено главное: протест серьёзно расслоён по социальным и региональным признакам. В Кыргызстане Садыр Жапаров пришёл к власти, опираясь на люмпенизированных, «полупролетарских» жителей сёл и пригородов, сезонно батрачивших на том же селе или уезжающих на заработки в город. Именно они оттеснили столичную либеральную публику, захватили протест и вынудили парламент признать своего лидера ВРИО президента. У сельских жителей юга Казахстана, вынужденных добывать себе хлеб таким же способом, своего Садыра Жапарова не было, но именно эта часть общества вспыхнула, как сухая летняя степь. Грабежи, погромы и мародёрства в городах, действительно имевшие место (это подтверждают все без исключения личные свидетельства), проводились именно жителями пригородов и окрестных сёл (естественно, автор не пытается заявить, что любой сельский житель – потенциальный мародёр).

Часть вторая. Диалектика революции

Регионы, классы, массы

Революционные процессы (а в Казахстане действительно происходит не что иное, как социальная революция) вскрывают большинство противоречий в обществе, копившихся годами. Казахстанская политика даже в относительно либеральные периоды была крайне элитарной и из-за этого многие противоречия не просто не решались, даже не рассматривались. Лишь часть из них открыто обсуждалась в Казахстане, и ещё меньше – за рубежом. Обозначим главные из них.

Проще всего начать с самого бросающегося в глаза среза  общества – регионального, но вслед за ним раскроются и все прочие. Если сопоставить информацию из различных областей Казахстана с их социальным, экономическим и демографическим положением, складывается достаточно чёткая картина. Запад – это динамично развивающиеся нефтеносные районы, в особенности Мангыстау, с высокой долей иностранной собственности в добыче ресурсов. Иностранные собственники устанавливали крайне низкие заработные платы и отвратительные условия труда, опираясь на стабильный политический режим, в результате чего ни рабочие, ни жители промышленных городов не испытывали тёплых чувств к власти. Впрочем, во время прошлогодней забастовочной волны, одним из центров которой стали те самые нефтеносные районы, правительство не совершало ничего, похожего на события в Жанаозене 2011 года. Вероятно, именно это привело к тому, что условно «западный» тип протеста носил мирный и рабочий характер и принимал самые разнообразные формы: забастовки на месторождениях (о которых, кстати, упорно молчат в официальных СМИ), митинги и палаточный лагерь на площади Ынтымак в Актау (все – и в первую очередь официальные источники сообщают, что лагерь был отлично организован, местные жители оказывали поисльную помощь протестующим, все окрестности вокруг площади абсолютно целые, к исходу 8 января и лагерь и митинг в городе, похоже, разошлись, устроив субботник и убрав мусор).  Даже на фото- и видеоматериалах видны люди в рабочих спецовках, открыто демонстрирующих свою классовую принадлежность. Лозунги носили экономический и демократический характер. Схожая ситуация наблюдалась и в южной части Карагандинской области, на месторождениях и в промышленных городах, однако информации по ней гораздо меньше. Что касается звучавших сообщений о пропажах лидеров профсоюзов – автор не смог подтвердить эту информацию, однако и исключить её не может.

Север страны (по-видимому, включая столицу), к которому по итогу примкнула сама Караганда, похоже, ограничился мирными митингами, продолжавшимися сравнительно недолго. Насколько автору известно (а ввиду относительно спокойной обстановки информация оттуда тонет в шокирующих новостях из Алматы) в этих городах выступали те, кого проще всего охарактеризовать как «простых горожан» – наёмные работники разной степени прекаризованности, всё-таки не имеющие столько накопленного раздражения, чтобы идти на более радикальные действия. Нельзя умолчать и о национальном вопросе в этих, всё ещё имеющих множество русскоязычных, регионах. Дело в том, что к настоящему моменту русскоязычное (главным образом неказахское и нетюркское) население практически не включено в политику, проявляя интерес, как правило, лишь тогда, когда дело касается его собственных прав. Изменится ли эта ситуация и как отреагирует эта часть общества на происходящее – предсказать не так уж просто, однако восторженных пророссийских настроений а-ля восток Украины встречать не приходилось. По субъективному мнению автора, сейчас власти очень рады если не лояльности, то хотя бы пассивности, и не в их интересах провоцировать «лиц славянской внешности».

На территории южных областей, похоже, сейчас разворачивается настоящая гражданская война, однако её масштаб крайне трудно определить. Ей предшествовали сперва хоть и агрессивные, но сравнительно мирные шесствия, а после ряд разрушительных городских восстаний: практически во всех основных городах были разрушены административные здания и офисы партии «Nur Otan». В какой-то момент (похоже, что после того, как власть начала терять контроль за силовиками) в Алмате, а за ней и ряде других городов в руках противников правительства начало появляться огнестрельное оружие, с обеих сторон началась стрельба на поражение и убитые.  Автор – как, собственно, и почти никто в стране – не может назвать организаторов этих восстаний, однако, судя по тому, как тяжело даётся регулярной армии противостояние, какое-то центральное руководство у них есть. Никаких – ни косвенных, ни явных сведений, позволяющих однозначно охарактеризовать их политическую направленность, у автора также нет. Сведения об арестах криминальных авторитетов и их пантюркистских связях нуждаются в проверке (что признают и официальные источники). Важно, что даже власть ничего не может сказать однозначно.

Кроме того, необходимо принимать во внимание сложную ситуацию в сёлах южного Казахстана. Живя в бедности вблизи богатых и растущих городов, но не имея реальных открытых социальных лифтов и перспектив, у жителей остаются только родственные связи. Помимо озлобленности на город, которая выплеснулась в погромы, в результате сформировались патрон-клиентские отношения, когда один или несколько зажиточных представителей клановой группы начинают формировать себе «свиту». Могли ли какие-либо представители «люмпен-буржуазии» воспользоваться ситуацией и своими «свитами»? Не исключено. К тому же, автору и лично более чем за полгода до событий приходилось слышать о наличии исламистских сект в регионе, обладающих своей инфраструктурой, а в горах близ Алматы действительно не раз находили оружейные схроны. Можно ли исключить влияние этих групп? Также нельзя. Тем более, что все эти гипотезы непротиворечивы: люмпенизированная, доведённая до отчаяния часть общества может и стихийно вовлечься в начавшееся действие, и попасть под влияние местных авторитетов (и «авторитетов»), и стать частью реакционных исламских радикалов. В конце концов, не стоит забывать судьбу Ирана и Сирии, где в широкой оппозиционной коалиции исламисты оттеснили все прочие политические силы, а в случае с Ираном и вовсе их уничтожили. At last, but not least, история не раз показывала нам, что крестьянская война – это предельная жестокость с обеих сторон.

Единственный регион, происходящее в котором автор на данный момент не может объяснить – это Восток. Этот небольшой, состоящий из всего лишь одной области депрессивный регион с ужасной экологической и демографической ситуацией,  периодически присоединяемый аналитиками к Северу, по всем официальным и неофициальнм данным оказался местом вооружённых столкновений. В Усть-Каменогорске (на казахский манер – Өскемен) сейчас также введён режим контртеррористической операции. Учитывая, что мы почти ничего не знаем о том, как проходили столкновения (официальные источники достаточно скудны и автор на данный момент не смог их проверить), придётся оставить первичные гипотезы при себе.

Какой вывод можно сделать из описанных противоречий? Принциаильно разные формы протеста, социальная база и усиливающие эту разницу родственные и региональные различия означают, что появление политических представителей различных линий протеста неизбежно приведёт к его расколу. Те, кто предстаёт в глазах идеализирующих и упрощающих происходящее комментаторов единым сплочённым народом, при определённом развитии событий могут развернуть борьбу друг против друга. И именно поэтому немалая часть казахстанцев сейчас лояльно относится к использованию войск и даже вводу сил ОДКБ. Автор искренне надеется, что этого можно избежать, однако это требует гораздо большего терпения и выдержки, чем та горячка, которую демонстрируют некоторые зарубежные публицисты и говорящие головы, действующие, может быть, из лучших побуждений.  Если они могут позволить себе мышление лозунгами, то автор – нет.

Последнее, что автор может сказать о региональном разделении – это сослаться на свою статью в группе «Маленькая Красная Панда» об итогах парламентских выборов 2021 года и эфир на видеоканале «Рабкора» в феврале 2021. Поразительно, но в общем и целом результаты выборов с известными оговорками провели географические границы протеста в стране.

Верхи не могут по-старому (и придётся по-новому)

Помимо непосредственных социальных и экономических противоречий, нельзя забывать о другой составляющей революции – расколе элит. Автор текста, кроме того, что не является специалистом по элитам и имеет совершенно другие научные интересы, в общем-то, простой человек без особенных связей и инсайдерских источников, и не имеет на руках какой-то «карты со стрелочками и именами». Поэтому придётся ограничиться внешними данными, осторожными гипотезами и не самым глубоким анализом. В конце концов, наверняка сеть уже полнится различными теориями заговоров, и пытаться найти абсолютно точную гипотезу в этой какафонии бессмысленно.

Во-первых, когда Токаев только стал президентом, казахстанские же политологи писали о нём, как о человеке, стоящем чуть ли не вне клановой политики (это вполне можно связать с дипломатическим характером его работы). «Команда Токаева» на момент лета 2020 года (когда автор в меру возможностей пытался проанализировать людей, поставленных на важные посты новым президентом) состояла из нескольких людей на постах, контролирующих потоки информации – глава администрации президента, глава канцелярии администрации и т.д.

Во-вторых, поэтому сегодняшние рокировки – это не просто смена одних лиц на других, а вертикальное движение ряда чиновников более низкого ранга на места, освобождающиеся старыми кадрами. Масштабы чистки в настоящий момент достоверно неизвестны, однако, учитывая уже упомянутые нами патрон-клиентские отношения, которые сохраняются и в отношении высших чиновничьих рангов, неизбежно потянут за одной отставкой и тем более арестом структурные изменения во властной иерархии и системе интересов связанного с государством капитала. К тому же, само обвинение экс-главы КНБ в государственной измене явно обещает множество громких арестов.

В-третьих, это может показаться странным, но автора мало заботит, что на самом деле с Нурсултаном Абишевичем, и ни в одну конспирологическую версию по его поводу он не верит. Скромное присутствие первого президент в медийной повестке (которое, если быть честным, с момента его отставки постепенно сокращалось и сокращалось) и высокий уровень раздражения в его адрес со стороны большинства населения оставляют ему шансы максимум на спокойную смерть от старости и превращение в общественной памяти в эдакую помесь Ельцина и Путина. В реальной политике эпоха Назарбаева неотвратимо кончается, и практически все выдохнут с облегчением.

В-четвёртых, учитывая, что позитивный облик из всех заметных фигур остаётся лишь у Токаева, вполне можно ожидать, что он им воспользуется. Не стану строить предположений, как, чтобы не плодить «радужных» или «чёрных».

Из этого, а также из-за полной децентрализованности протеста (естественно, речь идёт о мирной самоорганизации), и отсутствии (на данном этапе!) широко представленных медийно лидеров, Токаев остаётся центральной фигурой власти и альтернативы ему не предвидится. Однако это вовсе не означает, что у него всё хорошо и он может почивать на лаврах. Крах системы, выстраиваемой 30 лет, ставит его и оставшийся правящий класс перед необходимостью серьёзнейшего реформирования всей страны. Учитывая то, что протест полностью деперсонифицирован, «диалог», о котором говорит Токаев, приходится вести со всем обществом сразу, а для действительной реализации такого диалога необходимо срочное выстраивание новых институтов. Автор совершенно искренне не готов гадать, какими будут эти реформы, удадутся они или нет, и что станет их следствием, но можно сказать совершенно точно: второго шанса у них не будет.

Выводы 

Казахстан показал, что в момент начала революционных событий практически все возможные социальные противоречия, долгое время скрываемые от широкой общественности и даже политизированной публики, выходят наружу. Описанные выше размышления и предположения – предварительные выводы за всего лишь 5 (!) дней происходящих событий. Казахстанское общество показало себя чрезвычайно разным, а в чём-то даже расколотым: чего стоят только разница между субботником протестующих в Актау и грабежами в Алмате. И этому обществу предстоит открытая встреча разных частей между собой: городу и деревне, Северу, Западу и Югу, русскоязычным с казахоязычными, а власти – с своим народом, во всём его социальном многообразии. Едва ли все эти встречи будут приятными, не всегда эти встречи будут абсолютно мирными и бесконфликтными, однако только так наше общество способно очиститься и оздоровиться. В противном случае нас может ждать судьба лежащих в руинах стран Ближнего Востока, рухнувшим под грузом точно так же копившихся противоречий и ставших добычей империалистических стервятников.

Что же касается левых и Казахстана, и всех прочих стран, то автор может сделать только один однозначный вывод: необходимо знать своё общество во всей его сложности, нельзя исключать из своего поля внимания ни одного вопроса, насколько бы лично вам он был бы неприятен. Однако по-настоящему понять общество можно лишь в живом взаимодействии с простыми людьми и развитым умением слушать. До связи.

Обращения К. Токаева от 07.01.22: