В Абхазии раскручивается скандал вокруг рейдерского захвата завода по производству пластиковых труб, принадлежащего российскому предпринимателю Михаилу Панову.

Предприятие начало работать два года назад, довольно быстро возник конфликт между собственником и менеджментом в лице двух граждан Абхазии, которые с самого начала запуска строительства завода оказывали всю необходимую поддержку.

Предприятие имеет в данный момент важное, можно сказать, стратегическое значение. Оно является производителем труб, необходимых для реализации инфраструктурных проектов, осуществляемых в рамках Инвестиционной программы, финансируемой из российского бюджета. Заменить поставщиков, конечно, можно. Но цены, предлагавшиеся предприятием, заложены в сметы и контракты конкретных работ. И цены эти существенно ниже российских.

100-процентным собственником предприятия является Михаил Панов, крупный бизнесмен, владелец холдинга "Соцпромстрой". Сейчас уже в СМИ появилась точка зрения и его оппонентов. И собирательно можно сделать вывод о том, что эта история на стыке хозяйственного конфликта и криминального передела доходных бизнес-активов.

Панов выпустил видеоролик, в котором изложена его точка зрения, уже несколько сот человек его перепостило. Но сама история является классическим примером того, как развиваются конфликты, поставившие крест на инвестиционной привлекательности Абхазии.

В них, а этих конфликтов за последние почти пятнадцать лет были десятки, нет однозначно правых и однозначно виноватых. Их почва даже не в различиях культурного характера, а в том, что Россия и Абхазия находятся в разных исторических временах. Однако до последнего времени, по непонятным причинам, российский средний бизнес стремился наращивать чаще всего проблемные и рисковые активы в республике.

Если вы едете по Абхазии, заметите довольно внушительное количество всякого рода новых объектов, чаще это гостиницы и прочий недострой. Достаточно общего знакомства со строительным процессом для того, чтобы прикинут, ь каких значительных ресурсов не хватает на то, чтобы запустить в работу сотни новых бизнесов. Не все, конечно, но львиная доля этих проектов создавались за счет внешнего инвестирования, люди стремились капитализировать личные связи и знакомства. "Найти инвестора" — и сейчас распространенное словосочетание. Но к сегодняшнему дню можно сказать, что в целом российский бизнес потерял интерес к Абхазии.

А как раз примерно 8−10 лет назад тогда только что признанная Россией страна считалась перспективной площадкой для вложения средств.

Рейдерство, различные криминальные истории, в которые попадали российские предприниматели в Абхазии, в первую очередь убийство бизнесмена Клемантовича и его помощницы Скаредновой, конечно, основная причина свертывания работы российских компаний в республике. Это и основная причина того, что страна попала по факту в черный список российского бизнеса.

Но есть и другие причины. В конце нулевых годов бизнес привлекала сравнительная доступность ведения бизнеса в Абхазии. Хорошая динамика решения вопросов с государством, низкие тарифы на электроэнергию. Но со временем оказалось, что эти плюсы сильно перекрываются минусами — все поблажки бизнес мог получить только за счет местных партнеров, которые могли, как в истории с этим заводом Панова, сначала помочь, потом отнять.

К сегодняшнему времени стало понятно, что никаких плюсов инвестиций в страну нет. Рынок узкий, его почти нет. Риски огромные. Они были бы меньше, если бы не затяжной политический кризис, который разрушает государство и делает возможным всевластие разных властно-силовых групп, которые и являются по факту реальной властью. Государство слабее их, оно может быть модератором конфликтов, может, исходя из имиджевых соображений, активно разруливать подобные конфликты. Но оно в любом случае слабее этих силовых конструктов.

На самом деле многие российские предприниматели, предпринявшие попытки работать в Абхазии, вели дела таким образом, что печальные итоги этих предприятий вполне закономерны. Они шли в страну за продолжением формата жизни 90-х.

Импонировала возможность немедленно наладить связи, как им казалось, с высоким кругом людей, но республика — "страна директоров", просто обыватели в ней не живут, и у каждого есть связи. Знать условного начальника районной милиции, также как и "племянника президента" — это не преимущество. Россияне этого не поняли. Они хотели работать "по понятиям", чего в России на стыке нулевых и нынешнего десятилетия уже не было. Обходить законы, использовать административный ресурс, как, кстати, и в этой истории. Оппоненты Панова сообщают, что препятствовали созданию в стране других предприятий по производству аналогичной продукции, дабы не допустить конкуренции. Вряд ли это был законный способ работы, но, видимо, Панова на тот момент времени такое положение дел устраивало.

Но российский бизнес не понял одного: да, там 90-е, но не для россиян, а для местных. А ресурс россиян как раз является "топливом" для нормального "развития" национального бизнеса. Страна, не интегрированная ни в какие цепочки международной правоохранной деятельности, — абсолютное раздолье для рейдерства и криминала.

Трудно объяснить, чем руководствовались десятки российских предпринимателей, приходивших в Абхазию на протяжении последних десяти лет. Есть истории, когда строились целые гостиницы вообще без документов, на основе личных договоренностей, личных отношений между инвестором и местным партнером. Причем такие ошибки допускали люди, у которых огромный опыт в бизнесе, и в России у них значительные активы, естественно, существующие в правовом поле. За чистую монету принималось застольное словословие, за искренность — пьяные понты.

Одним словом, такое восприятие вольницы для бизнеса, страны, где можно делать что угодно, такой имидж сформировался у Абхазии на протяжении последнего десятилетия, но итоги печальны.

В стране есть легальный бизнес, в бизнесе очень много порядочных людей. Но действительно в среде партнеров российских компаний, зная истории, можно говорить об этом с уверенностью, очень много сомнительных, нечистоплотных персонажей, не имеющих никакого опыта в бизнесе и вообще в какой-либо системной деятельности. Проныры, освоители бюджетных ресурсов, криминализованные бывшие или нынешние чиновники, сотрудники правоохранительных органов. Опасная публика. Кстати, чего нельзя сказать о партнерах Панова, они люди с хорошей репутацией. Можно предположить, что в этой истории свою роль сыграли и различия в стилистике ведения бизнеса. Жесткий, авторитарный, приказной стиль общения, свойственный в принципе культуре российского единоначалия, сам по себе может вызвать конфликт в стране, где совершенно иная культура.

Вместе с тем, российские бизнес-проекты приходили без какой-либо оценки рисков, перспектив, без мониторинга состояния рынков. Не делались даже первичные, по открытым источникам, оценки политической, экономической ситуации в стране, возможности инфраструктур и все прочее, что нужно для того, чтобы понимать, что происходит на территории, где планируется работать.

И вместе с тем, все-таки окончательно инвестиционную привлекательность Абхазии убили неверные культурные установки, которыми руководствовался и абхазский бизнес, и элиты в более широком смысле слова.

Нельзя было воспринимать страну как почти законную площадку для расщепления российских финансовых ресурсов, не важно из каких, государственных или частных, источников они приходили. У людей, это уложилось в общественном сознании, давно оформилось понимание о какой-то экстракриминализации отношений в России, о том, что нормальным является кидалово, рейдерство, криминал вообще. Проще говоря, в Абхазии не смогли разглядеть принципиальный водораздел между 90-ми годами и следующей за ними эпохой в российской жизни. Не увидели изменения ценностей, успокоения и стабилизации жизни. Нормализации и декриминализации социальных отношений.

Также в абхазском общественном сознании под влиянием мифологии, произведенной ранее гуманитарной интеллигенцией, не только тут, но и вообще везде, создававшей культ "святых земель", оформилось понимание о какой-то особой ценности страны, ее ресурсов, о том, что за них готов бороться чуть ли не весь мир, и, конечно, бизнес готов платить ренту только за право работать в стране. Однако оказалось, что красивые пейзажи и древняя культура — не тот товар, за который можно получать пожизненную ренту.

В Абхазии планировали бесконечно долго накачивать себя ресурсами из освоенных внешних инвестиций, возможно, обустроить на эти деньги страну, при необходимости отжимать деньги криминальными путями. Но вот беда, деньги закончились.

Внешний поток сильно сократился, конкуренция возросла в разы, и конечно, основная часть публики, причем находившаяся в процесс реализации конкретных, чаще строительных, проектов, которые требуют многомиллионного финансирования, оказалась не у дел. Щедрый денежный поток 2008−2015 годов не был использован для закладки фундамента экономического развития, сначала предполагалось наесться досыта, но по результатам одни потери.

Абхазия остается однозначно перспективной площадкой для инвестиций, для российского бизнеса — все-таки это ближайшее к холодной северной стране место с нормальным климатом. Но, видимо, нас ждет "инвестиционный тайм-аут", по крайней мере, до тех пор, пока жизнь в республике не начнет налаживаться, пока не возникнут цивилизованные правила игры.

Антон Кривенюк, специально для EADaily